Быстро проскользнув в ванную комнату и на скорую руку приведя себя в более-менее приемлемое состояние, я вышла в пустующую гостиную и прислушалась: ни одного голоса или намёка на присутствие – куда все подевались?

Взяв с плиты холодный чайник, я начала пить воду прямо из него. Вода принесла быстрое облегчение пересохшему горлу… Хорошо.

Теперь можно вернуться к главному вопросу: куда ж все подевались?

Для начала проверив детскую комнату, я заглянула и в родительскую, но никого так и не обнаружила, так что пошла проверять состояние первого этажа. Тот факт, что Берд обнаружился на кассе, меня сразу же приободрил: или меня всё-таки не наказывают своим отсутствием, или наказывают не только меня.

Берд отдавал товар женщине, которую я знала издалека, потому что она являлась матерью мальчиков-двойняшек, учащихся в одном классе с Эсфирой. Она взяла три добротные тарелки и три расписанные белой краской кружки. Уходя, женщина с поклоном поблагодарила владельца лавки, и я сразу поняла, в чём дело.

Стоило женщине уйти, как я заметила:

– Клетка совсем непыльная, – с этими словами я провела пальцами по птичьей клетке, вдруг возникшей на краю кассовой стойки. – Много светлячков распродал?

– Почти всех, – в ответ ухмыльнулся Берд, взяв в зубы зубочистку.

– И в кассе у тебя сейчас так же пусто, как в этой клетке, – не спросила, а именно утвердила я.

– Если не дарить наши изделия, тогда и производить их нет смысла, ведь за деньги их берут реже, чем ты хочешь кушать, – спокойно пожал плечами отчим.

– У этой женщины всего два ребёнка, а ты подарил ей по три прибора.

– Эх, Деми-Деми… Взрослым приятные подарки порой нужны даже сильнее, нежели детям, ведь именно от взрослых зависит счастье детей. Вот ты счастлива?

– Ну уж…

– Ну уж! А знаешь, почему ты счастлива? В данный период твоей жизни залог твоего счастья заключается в счастье твоих родителей.

– Кстати про счастливых родителей. Куда подевалась мать? И где девочки?

– Они отправились на рынок за продуктами. Заодно новую обувь для Эсфиры у башмачника закажут, – с этими словами он неожиданно достал из нагрудного кармана своей рубашки блестящую серебристую цепочку, с висящим на ней колечком – такой филигранной красоты я прежде не видывала в его руках. Он протянул эту прелесть мне, и я взяла её, и сразу же начала рассматривать.

– Похоже на настоящее серебро, – заметила я, начав обзор с цепочки.

– Это и есть серебро. И колечко тоже серебряное.

– Не знала, что бывают такие гладкие кольца… А что за камень? – при этом вопросе я провела кончиком пальца по большому белому камню, вдавленному вглубь кольца.

– Белый сапфир.

– Никогда раньше не видела обработанных драгоценных камней… Этот очень красив.

– В самом начале своей юности я занимался контрабандой, связанной с обработанными камнями.

– Ты шутишь! Как же ты их выносил?

– А мне не нужно было выносить много раз – достаточно было и одного. Мне было восемнадцать лет, когда на фабрике случился пожар, во время которого погибло много народа… Из того пожара я выбрался живым и не с пустыми карманами – прихватил с собой шкатулку с двенадцатью сапфирами, каждый в три карата. В суматохе никто ничего не заметил, так что камни благополучно остались при мне. Выждав пару лет, я сбыл одиннадцать синих сапфиров, оставив себе только один, белый. За счёт тех камней я и купил этот дом, обустроил его и, недолго думая, женился на девушке, в которую был влюблён.

– Женился? – я замерла от удивления. – Я не знала, что ты был женат до матери… – эта информация настолько потрясла меня, что я не знала, как реагировать на услышанное: я только что поняла, что совсем ничего не знаю о жизни Берда, существовавшей до нашей встречи! – Это кольцо… Оно принадлежало твоей первой жене?