Все давно поужинали, и Йозеф хлебает суп в одиночестве. Спустя минут двадцать к нему присоединяется «бригада строителей». Они улыбчивые и мокрые, видать, ополоснулись в бане, с Лидией-хохотушкой лясы поточили. Некоторое время на кухне слышен только стук ложек. Полотняный абажур лампы под потолком бросает на людей мягкие тени, на душе хорошо и покойно, живот полон, горячий чай дарит тепло и наслаждение. Йозеф сыто покряхтывает, встает и, пожелав остальным спокойной ночи, идет спать. Позевывает на ходу, трет слипающиеся глаза. У плиты суетится Марьяна, брякает кастрюльками, а в окнах медленно и величаво засыпает малиновый шар солнца.

Йозеф поудобнее умащивается на кровати, кутается в одеяло, ворочается с боку на бок – сон нейдет, в соседней комнате то и дело раздаются звонкие восторженные голоса и смех. Это комната Ярослава, отца непоседливой Люции, но самого Ярика там нет, наверняка ушел наверх, к Кори, играть в карты с Матеушем и Томахом. Кори так и живет на чердаке, где сам черт ногу сломит, если ему захочется туда подняться, а Кори – нравится. Безалаберный народ эти программисты.

Йозеф ворочается, считает слонов, привычно вспоминая сделанное за сегодня. Траву накосили – и много, шесть возов, хорошо; флигель подрос на десять рядов, отлично, правда, запасов кирпича не хватило – пришлось частично разбирать окружающий дом забор, это плохо. Забор как-нибудь нужно будет восстановить, а то мало ли что – неспокойно в стране, волнения случаются. А тут свой крепкий дом, с крепким же забором – натуральная крепость, ров бы еще сообразить, надо будет сказать Алексу… Мысль приносит умиротворение, и вскоре Йозеф засыпает.


А в комнате Ярослава собрались все детишки – от самых маленьких до Грини и Сержа, с ними же и жена Ярика – Стася, сама большой ребенок, ей двадцать один, а дочке – Люции – три годика. Обычные посиделки – кто-то из мелюзги бесится, прыгая с кровати на тумбочку, с тумбочки на стол – играя и развивая в себе качества, необходимые в настоящей игре. Кто-то вдумчиво читает книжку, кто-то азартно двигает пешки на шахматной доске – «шах тебе! снова шах!». Серж травит байки – будто бы завелось в окрестных лесах чудо-юдо страшенное о семи головах, и все они – от разных животных. Ловит зверь путников, что в лес забрели – по грибы, по ягоды, а кто и за дровами, да загадки загадывает. Кто не отгадает, понятное дело, – жрет на месте, в одежде и с ботинками. Рассказывает Серж смачно, не упуская ни малейшей подробности, как косточки людские чудище обсасывает да гулко отрыгивает потом, да по пузу туго набитому лапой когтистой похлопывает. Малыши смотрят круглыми от ужаса глазищами и готовятся зареветь, но к ним на помощь приходит Стася.

– Брешешь, – говорит Стася. – Не бывает таких зверей, – а сама ежится, пугливо косится на сумрак заоконный.

– Ничего не брешу, – упирается Серж. – Вой вчера ночью слышали? Он это был, ага.

Губы у малышей начинают подрагивать, на мордашках – плаксивые гримасы.

– Ка-ак подкрадется, ка-ак цапнет! – развивает успех Серж.

Малыши с визгом прячутся под одеяло. Но и сам Серж вдруг орет как резаный – подкрались к нему, бедолаге, сзади, схватили в охапку да к потолку подбросили. Как тут не заорать?

– От неожиданности, – оправдывается он, а Жоржи, с блеском исполнивший роль чуда-юда, ухмыляется, поглаживая обширный живот.

– Поймал и съел, – победно провозглашает он. – Так-то. Пугать тут всех станешь, так и мы тебя напугаем.

Жоржи присаживается на кровать, и та ощутимо проседает под его массивным телом. Вокруг скучивается ребятня: откладываются шахматы, книжки, прекращается суматоха, из-под одеяла на свет божий показываются напуганные Сержем малыши. Ведь к ним пришел Жоржи, а Жоржи просто так никогда не приходит, и именно сейчас и начнется самое интересное.