Святой же ничего не отвечал, хотя присутствовавшие всячески принуждали его сказать, кто он, и хранил молчание. Самона приказал сечь его свежими каштановыми прутьями и сухими воловьими жилами. Затем принесли и другие орудия пыток, чтобы он, видя это, испугался и признался, кто он и откуда. Но когда патрикий увидел, что и это его не сломило, он приказал распластать его по земле и нещадно сечь, в то время как глашатай говорил ему: «Скажи, кто ты, и будешь освобожден от ударов и многих пыток». Однако преподобный ничего не отвечал, но мужественно терпел, пока не оставили его жизненные силы. Когда он остался лежать, как бездыханный труп, его бросили в темницу, надеясь, что в конце концов он там умрет.

На следующий день дикий зверь Самона снова сел на высокий трон и приказал, если узник еще жив, привести его в чувство и доставить к нему. Отправившиеся за ним воины нашли святого в полном здравии вне темницы, хотя замок ее был цел. Изумившись, они спросили, как он выбрался. Блаженный, ничего не сказав, пошел с ними, чтобы предстать перед начальником. Некоторые же из слуг побежали известить Самону о происшедшем. Когда тот услышал о чуде, он очень изумился, но решил вместе со своими приближенными, что святой был чародеем. Когда тот пришел, он заявил ему:

– Сейчас я быстро выясню, что тут за волшебство!

И приказал бросить его наземь и беспощадно сечь, пока он не скажет, кто он есть и откуда. Так его бичевали, пока не израсходовали шесть прутьев. Блаженный же ничего не отвечал. Все удивлялись полному молчанию его и были поражены, а Самона сказал:

– Он гордится, думая, что победил нас своим молчанием. Но, клянусь здоровьем царей, я не позволю ему издеваться над нами!

И приказал пороть упрямца всю неделю, тремястами прутьями по триста ударов.

(Разумеется, нам следует иметь в виду, что святой Василий всю жизнь подвизался в пустынной местности, босой и нагой. И теперь, испытывая большие мучения, он не желал открывать свой подвиг, согласно словам: Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая[16]. Потому что тот, кто открывает свою доблесть и добро, которое творит, тот получает мзду от людей, но теряет вышнюю честь, ангельскую и архангельскую. А того, кто таит свою добродетель, но предпочитает молчать даже под бичами, Праведный Судия почтит как мученика, подобно блаженному Василию).

И вот, когда прошла эта неделя, во время которой святой добровольно претерпел столько зол, проклятый Самона опять воссел на трон и приказал доставить его к себе. И когда его привели, он в ярости взглянул на него, ибо был от природы вспыльчив, и сказал:

– Негодный человек, до каких пор ты будешь таить хитрость в сердце своем? Говори же наконец, кто ты и откуда! Блаженный же сказал ему:

– Негодяями справедливо называют тех, кто, как ты, тайком творят дела содомские.

А был Самона красивым евнухом. Вспыхнув от гнева, он приказал связать святому руки за спиной, обвязать веревкой тело и правую ногу и подвесить вниз головой, пока не признается, кто он и откуда. И поскольку все, потеряв терпение, стали про себя молчаливо ругать Самону, он, запечатав дверь дома своим перстнем, жестоко и бесчеловечно оставил преподобного висеть так.

Когда же спустя три дня он пришел туда и открыл двери, он нашел его таким же, как и оставил, и изумился ясности лица его, как будто не претерпел он никакого вреда. И, приблизившись, сказал ему:

– Ну теперь-то скажи, кто ты и откуда, и я отвяжу тебя.

Но святой не ответил. Тогда Самона приказал, чтобы его опустили. И когда его развязали, он оказался цел и невредим, как будто бы не испытал никаких пыток. И все в изумлении поражались этому. Самона же снова сказал: