Учитель Лермонтова Алексей Зиновьевич Зиновьев

Миша, однако, со свойственным ему юношеским максимализмом обличал своего домашнего учителя: «Зачем вы его наняли учить меня? Он ничего не знает». Это свое мнение (по словам П.П. Шан-Гирея) Лермонтов не раз высказывал Елизавете Алексеевне.

Тем не менее Зиновьев много дал Лермонтову, ведь, по сути, это был первый серьезный московский наставник Мишеля. Он очень много знал, был хорошо эрудирован, подкован во многих вопросах. Приходя к Лермонтовым на Поварскую, он не только много чего рассказывал своему ученику, но и открывал доселе неизвестное ему, обращая внимание на произведения Пушкина, Державина, Крылова, Жуковского, Шекспира, Гёте, Шиллера…

На Поварской Лермонтов занимался и с другими учителями, готовившими его к поступлению в пансион по арифметике и алгебре, латинской этимологии и русскому синтаксису, древней и всеобщей истории, географии. Учился он и музыке, игре на фортепьяно и скрипке.

Был и еще один преподаватель, учивший Лермонтова рисованию, – А.С. Солоницкий. О нем он упоминает в своем письме к М.А. Шан-Гирею из Москвы в Апалиху: «Я в русской грамматике учу синтаксис и… мне дают сочинять… в географии я учу математическую; по небесному глобусу градусы планеты, ход их и пр… прежнее учение истории мне очень помогло. Заставьте, пожалуйста, Екима рисовать контуры, мой учитель говорит, что я еще буду их рисовать с полгода, но я лучше стал рисовать, однако ж мне запрещено рисовать свое…» Одним словом, бабушка прекрасно приготовила внука к пансиону, сделав из него достаточно хорошо образованного для своих лет юношу. Летом 1828 года Лермонтовы уехали в Тарханы, отдохнуть от учений, от московской суеты, к августу уже вернулись. Внук сильно повзрослел: «В Мишеле нашел я большую перемену, он был уже не дитя, ему минуло 14 лет; он учился прилежно», – вспоминал Аким Шан-Гирей.

1 сентября 1828 года «Михайлу Лермантова» – как свидетельствуют архивные документы – зачислили в пансион, в стенах которого ему суждено было пробыть по 16 апреля 1830 года.

Здание Московского университетского благородного пансиона было широко известно в Первопрестольной, неспроста находилось оно на главной московской улице – Тверской (особняк, дожив до начала ХХ века, был снесен перед Первой мировой войной, ныне на его месте – Центральный телеграф). Возникновение пансиона неразрывно связано с историей Московского Императорского университета. Его и создали в том же году – 1755-м. Правда, сперва это была университетская гимназия, готовившая студентов к поступлению в первое в России высшее учебное заведение.

Принимали в пансион детей от 9 до 14 лет на шестилетний срок обучения, включающий изучение десятков дисциплин по университетской программе (кроме медицины). Нередко в пансион определяли сразу нескольких отпрысков из одной семьи, что было довольно удобно родителям. Университетские профессора преподавали и словесность, и мифологию, и иностранные языки, и артиллерию, и богословие, и географию, и фортификацию, и архитектуру, и математику, а еще фехтование и верховую езду. Выпускник пансиона должен был выйти из него энциклопедически образованным человеком, обладающим весомым багажом знаний и разносторонним кругозором. Интересно, что окончание пансиона давало право на те же чины Табели о рангах, что и диплом Московского университета, а также право на производство в офицеры. Отличники могли без экзаменов продолжить учебу в университете.

Лермонтова зачислили сразу в 4-й класс полупансионером, что давало право ученику, живя дома, находиться в пансионе с 8 часов утра и до 6 часов вечера, пользуясь при этом еще и казенным обедом. Михаил ходил на занятия в новенькой, с иголочки, форме, состоящей из синего мундира или сюртука с малиновым воротником и золоченым прибором, как отмечал биограф поэта Н. Бродский. Эта одежда была близка по внешнему виду мундиру студентов университета, отличаясь лишь тем, что студенты носили на своих воротниках по две золоченые петлицы, а пансионеры – по одной. Преподаватели же ходили в синих фраках с малиновыми суконными воротниками.