Этот деятель в комбинезоне с самозабвенным видом копался в электрическом щитке. Время от времени оттуда сыпались снопы оранжевых искр.

Я подошла к нему и смущенно спросила:

– Извините, а вы не знаете, где здесь магазин «Традиция»?

Еще не закончив эту фразу, я поняла, что глупо обращаться к электромонтеру с таким вопросом.

Однако монтер оторвался от своей увлекательной работы, поднял на лоб очки и внимательно осмотрел меня. Мне под этим взглядом сделалось как-то неуютно.

– Какой, вы сказали, магазин? – переспросил монтер, на глазах мрачнея, и в его голосе прозвучала странная враждебность. – Вы ничего не перепутали?

– Да нет же, – ответила я и показала ему карточку с названием магазина. – Вот, видите – этот самый адрес…

– Ну, так бы сразу! – Его голос стал более приветливым, он снова оглядел меня и спросил: – А кто ваш куратор?

– Что? – переспросила я. – Какой куратор?

Монтер снова начал мрачнеть.

– Бруно Мартинович! – выпалила я под воздействием наития.

– Ага! – Лицо монтера посветлело, на нем даже появилось подобие улыбки. – Хорошо, проходите, наши как раз собираются…

Он снова ткнул отверткой в щиток, оттуда брызнули оранжевые искры, и тут же рядом в стене открылся незаметный прежде проход.

– Осторожнее там, ступеньки крутые! – предупредил меня монтер.

Я шагнула к проходу, но в последний момент задержалась и спросила:

– Извините, а ПТАХ – как это расшифровывается?

– Петербургский транспортный автономный холдинг, – отчеканил он как ни в чем не бывало.

А я шагнула в проход в стене, сама себе удивляясь.

Вот зачем я сюда иду? Явно какое-то сомнительное и опасное место!

Но, с другой стороны, Михаил Филаретович в своем посмертном послании дал понять, что загадку его смерти (и не только) поможет разгадать некий человек, оказавшийся Бруно Мартиновичем Рейхелем, и поиски этого человека привели меня сюда…

За дверью оказались спускающиеся вниз каменные полустертые ступеньки, действительно очень крутые, как и предупреждал меня заботливый монтер.

Едва я начала спускаться по ним, проход за моей спиной закрылся.

Я оказалась почти в темноте – ее рассеивал только бледный свет единственной лампочки, висевшей далеко внизу.

Так немудрено и ноги переломать! Надо же, специально человека поставили, чтобы предупреждал. Хотя… похоже, что он не электрик вовсе, а охранник при входе. Фейсконтроль, так сказать.

Я снова включила для подсветки свой телефон и начала медленно спускаться.

Наконец спуск закончился, я оказалась в полутемном коридоре, который сразу повернул влево.

Прошла по нему еще немного – и с удивлением поняла, что теперь иду не по подземному туннелю, а по коридору большой коммунальной квартиры, которые еще остались кое-где в старом Петербурге.

По сторонам коридора то и дело попадались двери (я легко убедилась, что все они заперты, хотя из-за одной доносились громкие голоса, а из-за другой – многоголосое церковное пение). Между этими дверями стояли или висели на стенах всякие бесполезные предметы – эмалированные и медные тазы, огромные кастрюли, детские санки, старые рассохшиеся и ломаные деревянные лыжи и тому подобный хлам. Затем мне попался старый трехстворчатый шкаф, наверху которого я заметила горящие зеленые глаза. Кошка, наверное.

Заглядевшись на кошку, я споткнулась о валявшуюся под ногами детскую игрушку, падая, схватилась за таз… Вот сейчас таз упадет с грохотом, потом санки… в общем, привлеченные шумом, люди выйдут и сразу поймут, что я тут лишняя. Не зря человека перед входом поставили, шифруются. А тут я собственной персоной. Шпионка, в общем. И что они сделают? Убить не убьют, но запросто могут накостылять.