Именно так я и представляла бандитов. Не такими, как Егор – в модном пиджачке, гладко выбритый, с культурной речью. А такими, как этот вот… Нерусский. У него даже запах звериный. Словно дикое животное источает опасность и вселяет ужас. До дрожи и припадка.

Под его требовательным взглядом принимаю стакан, чисто машинально отпиваю. Надеюсь, там нет какого-нибудь яда или наркотика.

— Давай поговорим, — он, наконец, отходит в сторону, и я снова могу дышать. Внутри медленно расслабляется натянутая до предела пружина. Бандит садится в кресло, щёлкает пультом, включая большую плазму на стене. — Расскажи мне, куда твой муж спрятал мои деньги? Перед тем как ты ответишь, что не в курсе и вообще ни при делах, я хочу предупредить тебя, красивая, что со мной эта хуйня не прокатит. Не вернёте мне бабло – мужу твоему яйца отрежу, а тебя отдам своим парням. Их у меня в общей сложности тридцать семь человек. Представь, что будет с твоими холёными дырками, если такая свора поимеет их по очереди. А может, даже вместе.

В моих венах застыла кровь, и остановилось сердце. Потому что я представила всё то, о чём он так спокойно говорит. При этом скучающе перещёлкивает каналы.

— Но я…

— Ты действительно ничего не знаешь, — заканчивает фразу за меня, будто знал, что я отвечу именно так. Но ведь я, правда, не знаю! Понятия не имею, куда Антон подевал эти проклятые деньги! Я не участвовала в этих махинациях и не хочу быть отданной на растерзание жутким громилам! Если хоть один из них коснётся меня, я не выдержу, тронусь умом.

— Это правда! Я ничего не знаю! Прошу вас…

— Хорошо. Я дам время подумать. Ваха! — слегка поворачивает голову в сторону, смотрит куда-то сквозь меня. Дверь позади тут же открывается, и по спине пробегает холод. — Уведи её. Жрать и пить не давать, пока не заговорят.

Меня хватает огромная ручища и волочит за собой. Я вскрикиваю, цепляюсь пальцами за дверь, но горилла, что тащит меня, добавляет ещё одну руку и отрывает меня, как букашку.

— Вы не имеете права! Это противозаконно! Отпустите меня! Ну, пожалуйста! — кричу, что есть мочи, но бандит даже не поворачивается. Наконец, находит нужный канал и, взяв чашку с кофе, расслабленно раскидывается в кресле, широко расставив ноги в стороны. Это последнее, что я вижу там, потому что дверь перед моим носом захлопывается, и горилла больше не церемонится, хватает меня за волосы.

— А ну, не дёргайся, сука, а то в жопу выебу! — рычит в лицо, и меня обдаёт запахом мятной жвачки и «Колы» – не особо приятное сочетание. Особенно вкупе с его угрозой.

Бугай выводит меня на улицу, обходит дом и открывает дверь в подвал. Оттуда пахнет сыростью, и по лестнице пробегает крыса. Я пищу, дёргаюсь, силясь вырваться из его лапищи, отчего волосы больно натягиваются у корней. Плачу от унижения и боли, вою от обиды.

— Пожалуйста… Нееет! Отпустите! Я ничего не знаю, у меня нет денег!

Но бугаина лишь мерзко усмехается и толкает меня вниз. Удерживаюсь за перила, разворачиваюсь назад, но дверь снова захлопывается в миллиметре от моего лица, и в замке слышится скрежетание ключа.

— Златочка, это ты? — из темноты послышался робкий голос Антона, и я, вместо того, чтобы обрадоваться или испытать хоть чуточку облегчения, стиснула зубы от злости.

Ринулась вниз по лестнице, наступила на что-то мягкое и дёрнулась от отвращения. Внизу под потолком болталась одинокая, загаженная мухами лампочка, а внизу, зажавшись в углу, стоял мой муж. До чего же жалкое зрелище.

— Златка! Я так испугался за тебя! — бросается ко мне, раскрыв объятия, но я останавливаю его звонкой пощёчиной. На щеке Антона мгновенно проступает красное пятно, а глаза удивлённо округляются. Первый раз я подняла руку на мужа. Первый раз в жизни я подняла руку на кого бы то ни было.