— Я не оценивала, просто никогда не понимала, — дальше говорить не получается, потому что я шокировано наблюдаю, как он сует мякоть хурмы себе в рот. Вроде ведь, меня кормить собирался. – Нет! Нет! Не смей!

Он нависает сверху, нажимает большим и указательным пальцем мне на щеки, заставляя открыть рот и принять удар его губ, как позорный удар хлыста. Он просто толкает в меня хурму, и это дико антигигиенично, антиморально, дико, варварски. Он елозит языком у меня во рту, пока хурма просто не превращается в детское пюре, которое я невольно глотаю с его ядовитой слюной. Он продолжает орудовать языком в моем рту, почти не касаясь меня телом, но я каждой порой чувствую жар, которым он пылает, словно электрическая печка. Я зачем-то еложу по кровати, между ног становится дико некомфортно, а его губы словно прилипли к моим. И я не целую его, ужас какой, я просто жду, когда эта экзекуция закончится.

Он отрывается, и я, наконец, выдыхаю, словно все это время не могла даже глоток воздуха сделать.

— Как насчет манго? Ты же любишь?

— Не смей. Только попробуй!

Он наклоняется, подхватывает зубами кусок с подноса, а я уже жалею, что просто не опрокинула его. Верчу головой, пока он возвращается ко мне, но его пальцы снова на моем лице, а попытка вывернуться, словно гусенице, конается неудачей И вот он снова впивается в мои губы, ловко толкая сквозь зубы сочный кусок манго. Елозит им в моем рту, не забывая помогать себе языком. Я сглатываю кашку, и пока он тянется за виноградом, откашливаюсь.

— Не боишься, что меня на тебя стошнит?

— А я зачем, по-твоему, рубашку снял?

— Чтобы выпендриться своим торсом?

— Ты связана, в полной моей власти, скоро родишь моего ребенка, меньшее, что мне требуется, это перед тобой выпендриваться, — нависает он глыбой, и я уже даже не верчусь, просто принимаю несколько крупных виноградин. Мы раскусываем их на двоих.

Мне сложно поверить, что я могла добровольно лечь с таким в постель Он мне даже не нравится.

А тело...

Тело живет отдельной жизнью, я просто не обращаю внимания на его реакции, на то, как мокрые от поцелуя губы вдруг спускаются на шею, скользят ниже, находят сосок, тут же заставляя его стать твердым.

Я стискиваю зубы, закрываю глаза, отгоняя от себя странные, волнующие ощущения. Я сжимаю пальцы за спиной в кулак, дергаю ремень в нелепой попытке вырваться. А потом вспоминаю, что у меня еще ноги свободны.

Сглатываю, думая, что вреда он мне не причинит, но остановить эту странную ноющую боль внизу живота я смогу.

Я должна.

Но не успеваю поднять ноги, этот псих спускается все ниже, ведет к животу. Господи, ну, что за кара? За что мне это?

Струной вытягиваюсь, не понимаю, зачем он это делает?

Зачем тянется губами к межножью, втягивает запах, словно голодный зверь.

- Как я люблю лизать твою тугую пизденку, просто башка кругом... - какой ужас произносят его губы, грязь и разврат. Даже подташнивает, словно не лежу перед ним, ноги разбросав, а высоко в небо взмываю.

Ноги Саид мои только сильнее разводит, натягивает мышцы, пальцами до боли сжимает ягодицы.

Вскрикиваю, поднимаюсь резко, когда его влажные от фруктовых соков губы вдруг накрывают промежность. Это…. Это отвратительно.

Это не должно мне нравится!

Это просто мерзость! Приторная, словно патока.

И эмоции, которые крутят мою грудь, просто невозможны!

Решение приходит моментально.

Я просто поднимаю резко ноги и зажимаю его шею, максимально сдавливая, чтобы он прекратил свои дьявольские игры, сводящие меня с ума. Если и был в раю змей, то выглядел он как Саид. С его горящими от похоти глазами и губами, которые теперь блестят совсем от других соков.