Я взяла несколько свежих салфеток с ее тумбочки и протянула их ей вместе с бутылкой воды.

– Ты что? – спросила я.

– Особенная. Ты особенная, Ленни. С твоим искусством, причудливым отношением и тем, как ты притворяешься, что тебе все равно, когда великолепные, богатые парни, такие как Вон Спенсер, делают тебя ходячей мишенью. Но я не такая. Я не талантлива, не сильна и не сильно интересна. У меня нет никакой особенной внешности, одежды или способностей. Я даже не умею читать книги. – Она шмыгнула носом, теперь подозрительно хмурясь, глядя на меня, как будто это была моя вина, что она решила носить популярные бренды высокого класса, красить волосы и заводить нормальных, популярных «друзей».

– Ты можешь быть талантливой и совершенно ужасной, – осторожно сказала я, думая о Воне. – И у тебя также может не быть ни одной артистической косточки во всем теле, и все равно ты будешь самой редкой вещью во вселенной. Это в твоих действиях. Это твоя душа. Ты особенная, Поппи, потому что ты заставляешь людей чувствовать себя классно. Никто не может отнять этого у тебя.

Она бросилась в мои объятия, и мы сидели так, казалось, целую вечность, обнимаясь и раскачиваясь взад-вперед, наслаждаясь горько-сладкой агонией любви к парню, который не любил ее в ответ – не то, чтобы я что-то знала об этом. Разбитое сердце было обоюдоострым мечом, с моей точки зрения. И у меня не было никакого желания испытать всю бурю эмоций. Никогда не пойду на это.

Тот день в кладовке уборщика потряс меня. Не то чтобы я нашла член Джейсона… привлекательным, но в нем было что-то возбуждающее. Если быть честной с самой собой, острые ощущения были больше связаны с прикусыванием губы Вона и наблюдением, как он с легкой ухмылкой слизывает собственную кровь, и меньше связаны с Джейсоном. Мне нравилось, что Вон оторвал меня от парня Элис, что он был собственником по отношению ко мне. И хотя с тех пор я слышала о его выходках – исчезать с девушками в комнатах во время вечеринок, на которые меня не приглашали, – я также знала, что ему интересно.

Его интересовало, с кем я встречаюсь.

С кем я была и что я с ними делала.

Я удовлетворяла его любопытство и играла в его игры разума.

Я всегда носила телефон с собой в школе. Как-то я написала Поупу, моему лучшему другу из Карлайла, чтобы он приготовился, и улыбнулась в телефон. Потом приложила руку к щеке и притворилась, что краснею.

По ночам, когда я знала, что Вон появится у меня дома – потому что мой отец уже был в студии и готовил свои инструменты, – я выходила, даже просто покататься, и возвращалась с растрепанными волосами и намеренно размазанной черной помадой.

Я сводила его с ума, потому что он сводил с ума меня. Я хотела бороться с ним, причинить ему боль за то, что он делал со мной. Укусить его. Попробовать его на вкус. Почувствовать его.

Я часто пробиралась в дом, когда он уходил, усталый и грязный, с растрепанными волосами. Он забирался в свой потрепанный грузовик и молча хмурился, глядя на меня, как будто пытался телепатически выжать из меня ответы.

– Ленора?

Я услышала тихий стук в дверь Поппи. Папа, должно быть, услышал мой голос, доносящийся из этой комнаты.

– Входи, папа. – Поппи быстро вытерла остатки слез салфеткой, которую я ей дала, и выпрямила спину, приклеив довольно жуткую улыбку на лицо. Она никогда не хотела расстраивать нашего отца. Одна из многих жертв, которые она принесла с тех пор, как мы потеряли маму. Поппи была воплощением заботливой дочери, в то время как я носила отвратительную одежду и кусала мальчиков, которые выводили меня из себя.