Там была его Дана, ее выражение лица он знал, когда она так улыбалась легкой полуулыбкой, предлагая ему себя. Только ему, а не тысячам желающих на нее передернуть, как это утверждала реклама под фото. И это совсем вышибало мозг. Снова накатила жгучей волной ревность, но Дан усилием воли вернул себе способность соображать.

В документе об аннулировании брака стояла его подпись, и Дана тоже все подписала, хотя могла подать апелляцию на решение суда. Дышать стало невозможно, грудь сдавило — все это время, пока он заливался алкоголем в стремлении забыться, его хрупкая девочка-жена убивала себя транквилизаторами, себя и их детей. Его детей.

Калейдоскопом понеслись кадры — испуганное лицо, полные мольбы глаза, губы, шепчущие «Данечка, Даня…» А потом рука, несмело прикоснувшаяся к стеклу автомобильного окна и обреченность, с какой она прижалась к окну лбом. Почему она не призналась ему сама, что снималась в обнаженных фотосессиях? А что, если ее шантажировали, но она не стала рассказывать и просить помощи?

Потому что не доверяла, потому что боялась, не верила, что он поможет. Правильно, вместо того чтобы самому увезти ее, он разгромил ресторан, а потом спрятался в алкогольном угаре. В то время, когда поезд увозил его семью, потому что Дана уже была беременна.

Пронзило такой болью, что Даниял сложился вдвое и сел на корточки, закрыв руками лицо. Все это время, пока он ехал сюда, он боялся, что Дана не станет с ним разговаривать, что она больше ему не поверит, что он убил все чувства.

Реальность оказалась во сто крат хуже, Дан не чувства убил, а своих детей. И женщину, которую любил, а не просто хотел, как пытался убедить его Ирбек. И Ирбек был прав, хоть Дан в конце концов и заехал ему под дых, потому что, если бы любил, так просто не отрекся.

Рядом затормозил серебристый кроссовер. Дан поднял голову — Заур, младший брат Аминат, это он связался с владельцем агентства, в котором работала Дана, он собирал информацию. А должен был сам Даниял.

— Почему вы не сказали, что вылетаете, мы бы встретили, — Заур выскочил из-за руля, Дан поднялся — незачем показывать свою слабость, Заур не самый близкий ему родственник.

— Мы собирались позвонить, — уклончиво ответил Рустам. Они сели в машину, Заур протянул свой телефон.

— Хочешь, звони с моего, хочешь — переброшу контакт.

— Перебрось.

Волошин Сергей Викторович. Несколько длинных гудков.

— Волошин слушает.

— Здравствуйте. Это Баграев. Даниял. Я говорил с Ольгой. Сергей Викторович, это правда, что Дана… — дальше голос дрогнул, и он умолк. В трубке помолчали, а потом скрипучий, изменившийся голос произнес:

— Значит, слушай меня, Даниял Баграев, я сейчас с тобой говорю не как официальное лицо, а как друг их отца. Ольгу не трожь. Все, что ты мог, ты уже сделал. Да, это правда, Даны нет. А ты чем скорее уберешь отсюда свой зад, тем будет лучше для тебя.

— Я хочу встретиться с Ольгой, — упрямо продолжил Даниял, — хочу узнать о Дане.

— Мужик, ты Данке никто, забыл? Надо было думать, когда со свадьбы девочку выкидывал и когда мозги отключал. Лучше бы тех, кто ее так ославил искал, чем в хлам нажираться, глядишь, и нашел бы, кто эту рекламку сваял.

— Постойте, помогите мне…

— Тебе? Да мне поссать с тобой на одном гектаре западло, а не то, что помогать. Был бы Мишка жив, их отец, тебя бы уже самого в порно сняли и растиражировали. А вот теперь официально, — в голосе Волошина зазвучал металл. — Вали из страны, сволочь, а если узнаю, что ты пытаешься доставать Олю, отвечаю, упакую вмиг, долго потом тебя адвокаты из СИЗО доставать будут.