И девки, озираясь на строгий суд, стягивали с себя сорочки, одну за другой.

– А исподнее кто снимать будет? – повысила голос боярыня. – Иль вы хотите изъян какой упрятать? Снять живо!

Девки посбрасывали с плеч узенькие тесемки, и платья упали к их стопам.

Боярыни беззастенчиво зарились на белые молодые тела, вспоминали и свое замужество. А этим девкам повезло, сам государь выбирать из них будет. И поди угадай, кто же из них будущая царица. Сейчас голос на нее повысишь, а она осерчает, потом к себе и в горницу не допустит. И ближняя боярыня, невольно смягчая тон, произнесла:

– Девоньки, сие для чести государевой делается, а не по нашей прихоти. Потому обиду на нас не держите, – и, разглядев на теле у одной из них красное пятнышко величиной с голубиное яичко, поняла, что царицей ей уже не бывать. Порченая! Через этот родимчик бес проникнуть в душу может. – Отойди в сторону и платье накинь, пятно у тебя на теле, – посуровел голос боярыни. – Закончились для тебя смотрины.

У другой оказалась кожа не так бела, у третьей правая грудь больше левой, четвертая хроменькая слегка.

– Теперь на лавку сядьте да ноги расширьте. Позвать знахарок, пусть осмотрят. Может, кто чести из вас лишен.

Девки, стыдливо поглядывая по сторонам, одна за другой опускались на стонущие под ними лавки.

Вошли знахарки; не уступая в строгости самим боярыням, потребовали:

– Ноги раздвинь! Ширше! Еще ширше! Эдакое богатство припрятать хочешь, – ворчали старухи.

И беззастенчиво заглядывали промеж ног, залезали пальцами, пытаясь выведать изъян.

Девицы стеснительно отводили глаза в сторону, полыхали маковым цветом, но делали все, что велели старухи.

– Ишь ты! – вдруг воскликнула одна из знахарок. – Посмотрите на эту бесстыдницу! Не девка уже, а в невесты к государю просится. Где честь свою оставила, бесстыжая?! Чего молчишь, словно языка лишилась?!

Девушка посмотрела по сторонам, но всюду наталкивалась на колючие взгляды, а боярышни, с которыми она успела подружиться, потупив очи, не смели встретить глаза опозоренной.

– Как же это ты, девонька, посрамилась? – укорила верховная боярыня. – А ежели царь на тебе свой выбор бы сделал? Неужно рассчитывала до ложа порочной дойти? Если бы допустили такое, так государь на нас опалу бы наложил. А его немилость хуже смерти.

Девушка сидела, пристыженно закрыв лицо руками. Боярыне подумалось о том, что эта девка будет покраше других. А такую красоту в невинности ой как трудно уберечь. И суровый ее тон слегка споткнулся, сделался чуток мягче, она сострадала девоньке уже как мать:

– Как же это ты не убереглась-то? Неужели думала позор укрыть?

В первый день было отобрано полсотни девок.

Оказались среди них и знатные боярышни, и совсем неизвестные дворянки, которым судьба дарила случай выделиться и сделаться первой женщиной Руси. Девицы ходили по монастырскому двору и, беззаботные в своем празднике, пугали строгих стариц безмятежным смехом. Иной раз игуменья выходила во двор, грозила шепеляво шалуньям тростью и возвращалась в келью продолжать прерванную молитву. Угрозы помогали ненадолго, и часу не проходило, как девоньки, собравшись в круг, уже о чем-то весело переговаривались, шаловливо поглядывая на проходивших мимо стариц и совсем молоденьких послушниц.

Слишком беспечны и веселы казались они для монастырского устава.

Следующий день был строже, и, кроме прежних боярынь, на лавках сидели жены окольничих и тучные попадьи.

Боярыни повелели девкам расхаживать из стороны в сторону, пытаясь выведать скрытый недуг. Попадьи вертели девушкам головы, заглядывали в глаза и уши, пытаясь распознать беса.