- Она указала на блинчики: вот эти с лососем, а эти с черной икрой. Или может не нужно было все рыбное? Я могу принести с мясом. Просто все не помещалось, - начала объяснять она. – А здесь… - она указала на другую, исходящую приятным ароматом тарелку.

Я ее уже не слушал, мне хотелось усадить ее на стол, прямо на эти блинчики – какая разница с чем они? – стянуть с нее трусики, и послушать, что она заговорит потом, когда я войду в ее киску. Однако, я же граф – парень воздержанный, соблюдающий всякие этикеты. Поэтому, я лишь снова обнял ее и как бы невзначай расстегнул верхнюю пуговку платья.

- Вы хотите, чтобы я сразу разделась? – щеки ее налились румянцем, а глаза начали искать что-то на полу. – Может хотя бы покушаете сначала?

- Я хочу, чтобы тебе со мной было приятно и уютно. Пожалуйста, не чувствуй себя чем-то мне обязанной, - я ее отпустил, давая ей больше места возле стола. – И надеюсь, что ты поужинаешь со мной. Выбирай, какое вино мы будем пить? – я открыл шкафчик, являя выставленные вряд бутылки. – Если хочешь, можно коньяк?

- Я вообще не пью. Последний раз, года два назад у тетушки на день рождения, - сказала она, но посматривая на бутылки добавила: - Если можно, хочу с пузырьками попробовать.

- Нужно с пузырьками, - за такой выбор я поцеловал ее в щеку и с громким чпоком открыл бутылку. – Лен, ты такая стеснительная, - сказал я, наливая в бокалы золотистый напиток, тут же заигравший множеством шипящих струек. – Ты же встречалась раньше с парнями?

- Только с Сережей две недели, а потом родители заставили нас пожениться, - она приняла бокал из моих рук и следуя моему примеру отпила несколько глотков.

- Сережа, это твой сбежавший муж? - вспомнил я, разрезая блинчик, туго начиненный икрой.

- Уже не муж. Он развелся со мной. Прислал маме документ, - Леночка наколола вилкой кусок ветчины.

- Ну а после Сережи, ты что ему даже не отомстила за измену? За то, что он сбежал от тебя с другой? – я стукнул краешком бокала о ее бокал, рождая прекрасный звон.

- Нет, конечно. Мама сказала: поплачешь – забудешь. И я быстро забыла, мне всегда с ним было плохо, - она почти допила вино, и я снова наполнил наши посудины.

Когда мы покончили с ужином, в бутылке осталось шипучки на донышке. Лену вино заметно расслабило и разговорило. Теперь она сама рассказывала о своей дочке, маме и о жизни без мужа.

Я встал из-за стола, и она тут же вскочила, видно не имея позволения сидеть перед стоящим графом. Вышла маленькая заминка. Я молчал с улыбкой оглядывая ее, и она молчала, даже после двух бокалов вина чувствуя себя неуютно. Потом спросила:

- Уже раздеваться?

Я еле сдержал смех. Ну до чего же мила в свои двадцать шесть!

- А можно я тебя сам раздену? – спросил я, и раньше, чем она кивнула начал расстегивать платье.

Вскоре оно упало на пол, и госпожа Вязина осталась в тонкой ночной рубашке, под которой проступали полные и тяжелые груди – бюстгальтер она не носила. Очень медленно я стянул с нее и ночнушку, хотя ее рука сначала препятствовала мне. А затем с полным нахальством явно не свойственным суслу, сунул руку в ее трусики. Хотя она судорожно сжала ножки, мой палец проник в ее ложбинку, и я понял, что там очень мокро. Вот так… Я ее даже еще не ласкал. Наверное, год без мужчины дается очень тяжело для Елены Капитоновны.

- Александр Петрович… - сдавленно произнесла она.

- Что, моя принцесса? – лаская ее ложбинку и чувствуя, что мой член сейчас лопнет от напряжения. Мне хотелось подхватить ее на руки, покружить немного и опустить на кровать. Затем наброситься голодным хищником. Но суслу такое не по силам. Я быстро разделся и лег рядом с ней. Она вздрогнула, когда мои губы сжали ее сосок. Он тут же затвердел, превращаясь в бутон, столь чувствительный, что я ощущал, как ползут по ее телу мурашки от моих прикосновений. Тихонько я стянул с нее трусики и теперь, когда моя ладонь снова проникла между ее ножек она почти не сопротивлялась. Ласка моих пальцев отзывалась ее подрагиванием и частыми глубокими вздохами. А когда я проник пальцами в ее лоно, она тоненько, как девочка застонала и развела ноги.