Когда я собирался испытать «Щит Ахилла» еще раз, раздался стук в дверь.
- Сердечных побед тебе! И не напивайтесь слишком, малыши! – Хранитель рассмеялся и отбыл в неведомом направлении.
- Войдите! – ответил я на стук, одновременно поверяя интуицию: Лена или Наташа? Лена вряд ли могла прийти в это время, уборку она делает днем. А Наташа вроде как заходит без стука. Или я ее плохо знаю. Увы, вместо интуиции я пытался пользоваться логикой.
Дверь распахнулась, на пороге стояла юная графиня:
- Ты хотел поговорить. Что тебе от меня нужно?
- Хотел и поговорить, и сделать тебе подарок. Проходи, дорогая сестренка, - я встал, дружелюбным жестом приглашая ее.
- То есть ты хочешь о чем-то меня просить, так? – она усмехнулась и вошла в комнату, закрыв за собой дверь.
- С чего ты взяла. Просто хочу сделать тебе приятное, - открыв дверку шкафа, я протянул руку к коробке конфет.
- Зачем тебе это нужно? – насторожилась она. – Ты хоть понимаешь, кто я, и кто ты?
- Конечно понимаю: я – граф, Александр Петрович Разумовский, - теперь я не торопился явить коробку. - А ты – юная графиня, Наталия Владимировна Гортес, но теперь тоже Разумовская. Мне приятно разделять с тобой эту достойную фамилию.
- Вот ты дурак, зачем ты все это говоришь, - она занервничала, это чувствовалось без всякого меню.
И сейчас самое время было ее смягчить. Пока не слишком заметно, чтобы работала моя заготовка «Я Хороший». Хотя, если бы не внедренная заготовка, может я уже услышал больше негатива в свой адрес.
- Наташ, это тебе, - я протянул ей коробку, повернув так, чтобы было видна ее форма – сердечко, красное. – Купил маме цветы, а тебе сладкое. Хотя потом пожалел, что тебе тоже не купил цветы.
Она явно не знала, что сказать. Стояла растерянной, держа в руках коробку, зачем-то изучая надписи на ней. И я пошел в атаку на девичье сердце:
- А еще, мама придет сегодня поздно, если ты не боишься, то можно пойти на маленькую шалость. Ты же смелая девочка и любишь делать все не по правилам.
- Какую шалость? – она подняла глаза ко мне.
- У меня есть бутылка шипучего вина. Если ты, конечно, не боишься, - хитро подчеркнул я, - то… можно ее распить.
- Я ничего не боюсь. Ты очень странный сегодня, - она села в кресло, держа в руках конфеты.
- Да, я знаю. Я стал другим человеком. Хочешь – верь, хочешь – нет, но больше не существует того жалкого мальчика, которого ты справедливо называла идиотом. Я другой, - сказав это, я решительно повернулся к ней, держа бутылку игристого и чайную чашку.
Она молчала, снова не зная, что сказать. Вертелось на языке, спросить ее, кто такой Лаврик, но я решил пока не рисковать: вдруг для милой нераскрытой ведьмочки за этим именем крылось что-то слишком важное.
- Ты когда-нибудь пила игристое вино? – спросил я, неторопливо выкручивая пробку.
- Тебя будто подменили. Ты слишком не такой, - она пронзительно глянула на меня. – Вообще стал какой-то…
- Верно. Я не шучу, что стал другим человеком. Я не тот затравленный мальчик, кушающий мухоморы и несущий бред. И я хочу, чтобы ты это поняла, - я налил полчашки шипучки и протянул ей. – Извини посуда только такая. Только маме не говори про вино.
- Мне это не нравится, - сказала она, приняв чашку и глядя как лопаются в вине крошечные пузырьки.
- Что не нравится? Это вино, или то, что я стал другим? – я знал ответ, но хотел услышать от нее.
- Все не нравится. Я открою конфеты, - отпив несколько глотков, она поставила чашку на стол и вскрыла коробку.
- Наташ,.. - я присел на корточки возле нее и осторожно положил ей руку на колено.