Вадим слушал не перебивая. За те долгие годы, что лечил Еву, он сумел неплохо ее узнать. Иногда Резников думал: а какой она могла бы быть, если бы не то злополучное утро в парке, что разделило ее жизнь на две неравных части? На ту, где Ева была счастлива, и на ту, в которой находилась теперь…

Однако во время какого-то из сеансов она вдруг начала рассказывать об отце, и Вадим понял, что счастлива Ева была только в раннем детстве, когда единственный мужчина, которому она доверяла, называл ее принцессой, баловал и окружал заботой и любовью. И с момента его исчезновения у Евы никогда и никого больше не было. А потом случился Вознесенский – и все, в ее голове навсегда образ любого мужчины оказался крепко связан с негативными эмоциями, болью, кошмарами и страхом.

Ева была очень одинока, у нее не имелось подруг, мать умерла – словом, человек остался в буквальном смысле слова один на один со своими проблемами. Вадим помогал ей чем мог, но старался все-таки не переступать грань, отделяющую психиатра и пациентку друг от друга. Он опасался, что Ева воспримет его помощь как намек на что-то большее и это очень осложнит и жизнь, и дальнейшую работу. Но со временем он вдруг понял, что не вызывает у нее никакого интереса как мужчина. Возможно, это были последствия огромных доз препаратов, которыми ее глушили много лет в больницах, а возможно, она тоже не допускала мысли о том, что между ними могут возникнуть отношения иного рода. То, что было сейчас, устанавливалось годами и теперь устраивало обоих, так к чему нарушать это равновесие?

Но рисунки Евы его настораживали. И сегодняшнее признание в том, что она испытывает потребность выплеснуть из себя накопившееся, но никак не может.

«Я зашел в тупик, – думал Вадим, глядя с жалостью на плачущую в кресле Еву. – Нужен какой-то толчок, что-то такое, что поможет ей хоть немного освободиться, хоть чуть-чуть сдвинуться с этой точки. Но я даже приблизительно не представляю, что это может быть».

– Я не понимаю…

Мила сидела на краю кровати и растерянно наблюдала за тем, как Тимофей скидывает в небольшой чемодан вещи.

– Чего ты не понимаешь? – Он повернулся к комоду, где стояли флаконы с его туалетной водой – у Милы для подобных вещей в гардеробной была целая полка.

– Ты еще утром никуда не собирался, а сейчас упаковываешь вещи… да еще берешь с собой эту невыносимую вонь! – Она встала и отобрала у Тимофея флакон, который тот не глядя взял с комода и собирался положить в косметичку к пене для бритья и зубной щетке.

– А что тебя больше удивляет: мой выбор туалетной воды или то, что я собрался в командировку?

– Тим! Ну я ведь серьезно… послезавтра день рождения владельца канала, мы приглашены на банкет, а теперь…

– А теперь ты можешь поехать туда одна, я не возражаю. А владелец в курсе, что я срочно вылетаю в Вольск. – Тимофей критически осмотрел содержимое чемодана, прикидывая, все ли необходимое собрал, и закрыл его. – Так что не вижу проблемы, Милуша.

– Но… как я буду выглядеть, если приеду на банкет одна?

– Выглядеть ты будешь прекрасно, как всегда, – рассмеялся Тимофей, подходя к ней и обнимая за талию. – Купишь себе новое платье, туфли… съездишь в салон красоты… в общем, займешься всем, что так любишь, а потом поедешь в ресторан и будешь общаться с людьми, которые мне лично противны, но тебе почему-то приятны, только и всего. А я в это время буду работать. Каждому свое.

– Но почему непременно нужно куда-то лететь?

– Потому что тема моего расследования – там. И я должен все как следует разнюхать, понимаешь? Если все, что я узнал, правда, то у меня в руках реальный шанс снять убойный репортаж. Даже не репортаж – целый документальный фильм можно будет сделать, понимаешь?