Девушка нервно отряхнула не по росту короткий подол и тихо шмыгнула носом. Бочком пробралась в комнату и встала у самых гобеленов, на почтительном расстоянии от родительской кровати, где на белых простынях раскинулся ее отец. Широкая грудь его вздымалась тяжело, со свистом и хрипами вбирая и отдавая застойный воздух. В комнате плыл тяжкий запах потного тела, и Аэлиша едва удержалась, чтобы не поднести сжатый кулачок к носу, но вместо этого тихо произнесла:

- Звали, батюшка?

Отец лениво оглядел ее с головы до ног и едва заметно шевельнул пухлой рукой.

- Воды неси. С родника. И живей шевелись.

Аэлиша тихо выдохнула. Солнце сегодня стало ее заступником. Крупному мужчине тяжко было справляться с жарой, особенно такой злой. Зато и ей прописать оплеуху лишний раз желания не возникало.

- Как прикажете.

И она тенью выскользнула в коридор.

На радостях понеслась к двери, но тут же круто развернулась на пятках и поспешила к лестнице, что вела на второй этаж. Мать, наверное, с Ивимкой на пару киснет. Не спросить их - все равно что добровольно в петлю голову засунуть. Неделю припоминать станут и точно отправят в кухню на помощь к новой поварихе. Нарочно, что ли, выгнали добрую Тойку и взяли злую, как оголодавшая шакалиха, Милину? Девушка вздохнула, и рассохшаяся половица жалобно скрипнула в тон ее печальным мыслям.

Сестра с матерью и правда обнаружились в детской. Обе развалились на кушетках и были похожи на лакомство, что торговец сластями называл пудингом. Такие же рыхлые и влажные. Только мать шире Ивимки раза этак в два.

- Матушка, простите за беспокойство. Отец к роднику шлет и...

- Неси, - сонно буркнула Омелия, - и с кухни фруктов захватишь.

Прошептав тихое «как прикажете», Аэлиша бросилась прочь из отчего дома. Именно в этот момент она, пожалуй, единственная на многие мили вокруг, мысленно благодарила Единого и солнце за усердную работу. Можно и лишний раз хоть ненадолго представить себя свободной и на улице погулять, и... Тут Аэлиша крепко зажмурилась от удовольствия, морща облупленный нос - можно к Храму завернуть. А что? Все равно рядом ведь.

Дорожная пыль легко взлетала из-под босых ступней и ровным слоем ложилась на кожу аж до середины икр. Аэлиша бодро размахивала ведром, вполголоса насвистывая под нос незатейливую песенку-смешинку, в которой богохульный бард призывал Единого скоротать вечерок за чарочкой сивой самогонки. Одернуть проказницу было некому. Жители сидели в своих домах, как тараканы под веником, и не казали на улицу даже мизинца.

Покосившиеся от времени заборы неторопливо ползли за спину.

Вообще-то, если верить слухам, в прошлом Ламорна считалась зажиточным поселением. Со всей Дивирии стекались сюда паломники. Спешили выразить почтение Шейссаху - Божественному Змею, повелителю Земли и Вод, что плещутся на земле и под ней. Но после того как пришла война, а с ней и вера в Единого, Храм опустел, а торговые пути лежали далеко от здешних мест. Теперь жителей Ламорны кормили не священнослужители древнего бога, а собственные руки. Но это, конечно, не могло спасти некогда большое поселение от медленного превращения в дряхлеющую деревню. Молодые сбегали в город, где есть работа и какое-никакое движение жизни, а семейные люди доживали тут, довольствуясь редкими поездками в близлижайший городок на ярмарки.

И Аэлиша там пару раз побывала. Торговала зерном. Вот только после того, как отец заметил, что молодые мужчины останавливались не столько о ценах выспросить, сколько с ней парой слов перемолвиться, пришел конец ее поездкам. А с ними и надеждам на то, что найдется тот, кто не погнушается взять ее в жены даже без приданного, ведь батюшка не дал бы за ней и ломаного гроша.