Еще раз обернувшись на столпившихся людей, Аэлиша начала неуверенно подыматься. Следом, словно бойкая молодка, взобралась Юминия. Махнула кому-то рукой, и к ним подтолкнули еще двух девушек: Жанну, дочку запойной ткачихи Меланьи, нагулявшей дитя неизвестно от кого, и сироту Нельгу. Девушки были ровесницами Аэлиши, на этом похожесть, о которой толковала ведьма, заканчивалась. Нельга была довольно высокой и очень худой, с двумя приличными и по толщине, и по длине льняными косами и по-детски круглыми голубыми глазами. Жанна пошла в мать - смуглая, черноволосая и крепенькая. Аэлиша же могла похвастать крупными медно-рыжими кудрями и карими глазами, рост ее был средним, а худоба не казалась столь болезненной, как у Нельги.
По испуганному и недоуменному виду девушек Аэлиша догадалась, что они тоже не понимают, ради чего их привели сюда.
Юминия еще раз внимательно оглядела их троих и удовлетворенно кивнула своим мыслям, а потом развернулась к толпе.
- Жители Ламорны! – неожиданно громкий голос ведьмы заставил девушек одновременно вздрогнуть, - Еще несколько дней такого пекла - и посевы превратятся в ничто!..
Народ хмуро молчал. Юминия озвучивала прописные истины. Благополучие целой деревни висело на волоске.
- ...Нас ждет голод! А вместе с ним болезни и мор! Мы…
- Стойте! Стойте!
Спотыкаясь через шаг и путаясь в длиннополой рясе, к ним спешил старый священник Адам. Распихав в стороны недовольно ворчавших людей, он подобрался к самому помосту и поспешил вскарабкаться на него.
- Ты! – узловатый палец обвиняюще ткнул в Юминию, - Ведьма! Еретичка! Что за паскудство родилось в твоей терзаемой демонами, голове?!
Козлиная бороденка священника тряслась от плохо скрываемого гнева. В ответ ведьма расхохоталась, запрокидывая голову. Худые ее плечи вздрагивали и мелко тряслись.
- Паскудство?! – отсмеявшись, переспросила она, - Не большее паскудство, чем наживаться на похоронной дани!..
Ошарашенный священник беззвучно открывал и закрывал рот, наглость слов ведьмы была просто невероятной!
- ...Да-да, старый скряга! И не надо так пучить свои подслеповатые зенки! Никому и в голову не приходит позаботиться о бедных жителях! Ваша братия только и знает что считать и пересчитывать требы. А староста? О! Старый Эрге велел спустить на меня собак, стоило появиться у него на пороге! А потом этот боров будет драть с нас налоги в три шкуры, прикрываясь именем императора! И пока простые люди будут считать каждое зернышко в постном супе, лентяи и бездельники станут жрать королевских креветок в сливочном соусе и запивать все это вином из самой Нивэллы! Так-то!..
Если священник что-то и возражал, то его слова потонули в громогласном реве толпы. Дождавшись, пока страсти улягутся, ведьма продолжила:
- ...Единый глух к нашим мольбам! Поэтому уже несколько дней я обращалась к тому, кто способствовал основанию и до одного, хорошо известного всем времени процветанию Ламорны! Шейссах…
Тут священник не выдержал и сорвался на такой визг, что девушка прикрыла уши ладошками. Но в голове набатом стучало имя древнего Бога. И кажется, Аэлиша уже знала, зачем она и другие девушки стояли сейчас на шершавых досках помоста.
- Еретики! Убийцы! Вы оскверните себя кровью! Вы..., - голос старика сорвался и перешел на невнятный сип.
- Ты так же глуп, как и твои братья, - припечатала Юминия, - и если бы Церковь так рьяно не уничтожала оставшиеся с древних времен книги, то каждый бы знал: Шейссах приемлет лишь добровольную жертву!
И Аэлиша, как бы ни была шокирована, не могла уличить ведьму во лжи. Ни одна из жриц Шейссаха никогда за всю свою долгую жизнь не обнажала ритуальный клинок для человеческой жертвы. Люди сами решали послужить или нет змеиному Богу таким образом.