. Проблем с этим не было – за пределами Тбилиси практически все одеваются на стихийных рынках в шмурдяк, потому что денег нет. Этот шмурдяк, пахнущий мерзкой китайской химией, они загрузили в машину и отправились дальше…

Они поменялись местами – теперь за руль сел Кевин. Молча тронул машину с места.

– Куда мы?

– В одно хорошее место…

Кевин бывал в Багдаде и знал, что оружие здесь купить не проблема, скорее наоборот. Почти каждый владелец продуктовой лавки, торгующий оптом рисом и мукой, продает и оружие: в мешках его проще провозить через посты. После того как американцы разгромили открыто торгующие рынки, торговля стала децентрализованной. Ее подпитывало и то, что иракские полицейские и военные в то время, едва подкормившись и получив некие навыки, убегали, прихватив с собой оружие, и толкали его налево. А курды и вовсе считали себя самостоятельными, без возражений со стороны войск Коалиции покупали себе оружие и потом большую его часть нелегально сбывали. Американцы думали, что курды строят государство в европейском понимании, а на самом деле те просто зарабатывали на всем, на чем могли, не имея ни грамма совести.

Он читал досье по обстановке в стране перед тем, как сюда отправиться, и знал, что сунниты находятся в вооруженной оппозиции, а шииты и курды – у власти. Значит, в суннитские лавки можно не заходить, а вот в шиитские или, еще лучше, курдские – добро пожаловать. Власти должны были прижимать нелегальную деятельность суннитов, но не трогать шиитов и курдов. Друзьям – все, остальным – закон, так живет весь Восток. А опасности для государства в том, что шииты и курды торговали оружием, не было – суннитам они и так не продадут. На самом деле не продадут – кто же продаст оружие тем, кто будет стрелять из него в них же? Так что в шиитской лавке он мог рассчитывать найти то, что ему нужно…

Такую лавку он нашел на левом берегу Тигра. Судя по стоящему перед лавкой новенькому русскому «КамАЗу» и размерам самой лавки, хозяин отнюдь не бедствовал.

С «КамАЗа» выгружали мешки. Кевин подошел, прикрывая лицо куфией, поздоровался.

– Ас-саламу алейкум. Где хозяин?

– Мюдюрь[12]? – переспросил один из грузчиков и указал на здание: – там, там…

Этерли вошел в здание. Мешки располагались на примитивных, но прочных стеллажах, сваренных местными по образцу таких, какие применялись американцами в своих логистических центрах. Хозяин – коренастый, бородатый, с глазами-маслинами, с планшетником в руке (примета нового времени) – настороженно посмотрел на вошедшего.

– Ас-саламу алейкум.

– Ва-алейкум.

– Мое имя Кусай. – Кевин переименовал себя арабским именем. – Мир вашему дому и удачи вам в делах. Пусть Аллах приведет в порядок дела ваши и не оставит он вас своей щедростью.

– И тебя, незнакомец, да не оставит своей милостью Аллах Всевышний, пусть он поможет тебе в пути. Что ты хочешь купить?

– То, чего нет на полках…

– Таким мы не торгуем…

Этерли усмехнулся.

– Да что ты говоришь. Может, позовем полицию и проверим, а? Мне надо купить, мужик. Не заставляй меня ждать.

Хозяин как-то воровато оглянулся. Страх и жадность – два спутника торговли, два верных слуги шайтана, толкающие человека на путь греха. Этого он не знал, и он явно был не из их народа, и скорее всего не багдадец вообще. Хоть и говорил, как говорят местные. Но товар был, его надо было продавать, иначе торговля не покроет издержки. А он недавно получил новую партию товара, и надо было ее сбыть. Пока не нагрянули.

– А у тебя есть деньги?

– Есть ли у меня деньги? Это ты меня спрашиваешь?