А эти отморозки всё подступают. От их вида меня пробил озноб, а по спине заструился холодный пот. Одного взгляда на играющего дубинкой амбала, хватило, чтобы понять: фанатики, жаждущие применить силу, верящие в своё право и безнаказанность.

Сильная рука схватила за волосы, отрывая от пола. Кожу головы обожгло, словно с неё уже содрали скальп. Я дёрнулся и тут же получил под дых. В итоге мои руки вздёрнули над головой, закрепив верёвки на вбитых в стену то ли крюках, то ли кольях. Раздался свист, и обжигающая боль охватила грудь. Ещё и ещё… Удар по лицу… Привкус крови во рту. Под натиском дубины трещат кости и ребра, с сухим хрипом выталкивая воздух из лёгких.

Мать вашу… Армия закаляет? Бред! Она отдыхает! Гуманизм, мать вашу… – успел подумать прежде чем провалился в спасительный туман забытья.

…Тишина. Покой. Вечер. В широкой ленте реки золотистыми полосами отражаются многочисленные фонари набережной. А на фоне затягивающегося тучами неба, возвышается, переливаясь сине-красно-белыми огнями огромная телебашня, отбрасывающая длинный разноцветный след на воде. Передо мной в свете фонаря виднеется силуэт девушки. Почему-то она кажется грустной и одинокой… И в тоже время такой родной и такой далёкой…

На смену наваждению приходит реальность: треск и шипение факелов эхом отзываются в голове, боль в рёбрах при каждом вдохе и вонь – к удушливому чаду примешиваются запахи крови и человеческих испражнений.

Сил нет даже на стон. Да ещё и губы с глоткой пересохли. Впервые в жизни, я осознал значение фразы – «Лучше б я сдох». Звук шагов. Знакомый свист… Удар отозвался жгучей болью во всём теле. «Прочь! Прочь отсюда!» – кричит сознание.

Стены пропали. Упав лицом в мокрую траву, лежу и боюсь шелохнуться. Где-то вдалеке прогремел гром.

Выжил? Или умер? – гадаю, вдыхая запах свежей зелени.

– Помогите! – собрав остатки сил проскрипел я пересохшим горлом и… отключился.

…Ласковые лучи заходящего солнца пригревают. Преодолевая боль в измочаленном теле сел и осмотрелся сквозь узкую щёлочку между затёкших век.

Ноги и руки по-прежнему связаны. Но главное – я в лагере! Значит, меня найдут. Хотя… почему до сих пор никто не помог?! – ломаю голову, пытаясь доползти до ближайшей палатки. На походном столике, словно по заказу валяется нож. Затёкшие, потерявшие чувствительность конечности плохо слушаются, рукоять постоянно выскальзывает.

– Чёрт! Это не сон? – бормочу.

Спасибо что руки связанны впереди. Наконец-то удалось избавиться от верёвок. Собственное зловоние сводит с ума вызывая отвращение. Покачиваясь и опираясь на брошенный кем-то черенок лопаты, добрёл до своей палатки, прихватил мыло, полотенце, одежду и поковылял к душевым.

Прикосновение воды обжигало саднящую от ран кожу. Но я всё же избавился от грязи, ссохшейся крови и прочих нечистот. Иначе к прочим проблемам ещё и заражение может прибавиться.

– Жить буду, – не слишком уверенным голосом, вынес он вердикт.

Вот только мучили вопросы: куда все пропали? И что вообще произошло?

В столовой ещё парили котлы над остывающими углями. Желудок урчал, сжимаемый голодными спазмами. Навалил полную тарелку гречи и ароматного гуляша, аккуратно, стараясь не травмировать и без того измученное тело, пристроился на лавке. Разбитые губы кровоточили, но это не могло сравниться с перенесённой в пещерах болью.

Добравшись до палатки, достал сигареты и мобильник. Затянулся… И в шоке уставился на экран телефона.

– Охренеть! Получается… я только что сдал находку руководительнице? Да уже вечность прошла!