– Все это звучит очень заманчиво. Но если что-то пойдет не так?

– Тогда к работе приступаешь ты и обеспечиваешь, чтобы мы выбрались оттуда живыми. Ты знаешь язык и все время будешь внимательно слушать, чтобы мы вовремя отреагировали.

– Этого я не понимаю, Ларс. Нам не разрешат войти туда с оружием. Как же мы сможем защищаться?

– Асад, ты спецназовец. Если что-то пойдет не так, придется вспомнить, как можно отобрать оружие у других и вывести их из игры.

Асад вытер со лба пот и повернулся к Карлу со стиснутыми зубами. Ему стоило немалых усилий все это рассказать, и он чувствовал тяжелую усталость.

– Вот так это было. Ларс Бьорн был в отчаянии… Теперь мне надо отдохнуть, Карл. Ничего, если я схожу помолюсь и часок полежу?

День тринадцатый

Они попытались войти к нему.

Он слышал, как они шептались за дверью, потом увидел, как ручка двери стала медленно опускаться.

Но Александру было все равно, потому что он давно подготовился. Уже в первый день, забаррикадировавшись, он обдумал вопрос с дверями. Независимо от того, открываются они внутрь или наружу, они всегда создают проблемы для того, кто не желает, чтобы их открывали. В том числе и тогда, когда дверь запирается ключом, как сейчас, и ее нельзя распахнуть одним движением.

Дверь его комнаты открывалась в сторону коридора, и, если поддеть ее ломом, можно без проблем получить доступ внутрь. Но Александр лучше других знал, что его отец никогда в жизни не станет портить такую первоклассную дверь только из-за него, для этого он был слишком большим скрягой, и на сына ему было наплевать.

Александр очень хорошо помнил, с каким упоением и гордостью отец демонстрировал свое новоприобретение.

– Ты только посмотри на наш новый дом, сынок. Этот дом – образец подлинного мастерства. Массивные двери, оштукатуренные потолки, лестницы с балюстрадой ручной работы, полюбуйся! Никаких пластмассовых ручек и древесно-стружечных плит. Тут потрудились настоящие мастера, которые и могут, и хотят. Результат их работы – прекрасные уникальные вещи.

«И могут, и хотят» – это был лозунг его отца. Говоря о других людях, он делил их на категории в зависимости от того, «могут» ли они, или «хотят», или ни то ни другое. Те, кто, по его представлению, и не мог, и не хотел, были людьми низшего сорта, которым не место в той стране, где живет он сам.

Каждый раз за столом он демонстрировал свое презрение к таким людям. И когда однажды Александр крикнул, что лучше бы отец заткнулся и хоть как-то помог тем, кто не может и не хочет, вместо того чтобы хвалить самого себя, его отец дал ему первую в его жизни серьезную пощечину. Тогда ему было только тринадцать лет, потом были и другие пощечины, потому что скандалы в этом доме вспыхивали регулярно. И никто не должен был сомневаться, что отец предпочел бы любого другого нормального датского мальчишку в сыновья вместо Александра.

И вот теперь они жили в доме, построенном людьми, которые и могли, и хотели, почти сто лет тому назад. Хотя дверь нельзя было заблокировать изнутри, потому что она, вопреки правилам, открывалась наружу, эта самая дверь имела массивную латунную ручку, с которой не так легко было справиться.

Как раз эта ручка и стала гарантом покоя для Александра. Потому что вверху на потолке в комнате Александра его отец в короткий период увлечения благоустройством дома смонтировал стальной трос, на котором рядком висели галогеновые лампы. Трос натягивался специальным механизмом, но Александр давно сорвал его и привязал трос одним концом к дверной ручке, а другой конец обернул несколько раз вокруг чугунной батареи. Таким образом, дверь нельзя было открыть достаточно широко, чтобы войти. За десять секунд Александр мог размонтировать свой механизм, когда дом бывал пуст, и выйти. Поэтому, когда родители шептались за дверью, он только улыбался – проникнуть к нему в комнату они никак не могли.