– Почему?
– Держись! От него! Подальше! – каждое слово и новый плевок. – Или ты хочешь обзавестись новыми проблемами? – спокойнее проговорил он, отстраняясь, и снова возвращаясь к пуговицам на рубашке.
– Может быть, ты все же потрудишься объяснить: почему?! – Мне уже надоела изрядно данная ситуация. Меня силой заставили выйти замуж, притащили в чертов дворец, а теперь еще диктуют с кем общаться, а с кем нет. Что будет дальше? Запрут в четырех стенах, наденут паранджу, а после вообще запретят даже дышать?
– Я тебя предупредил!
– О чем? – Вот уж предупреждения точно не было – был запрет на общение.
– Ты всегда такая идиотка или придуряешься мне назло? – рыкнул Йен.
Это был последний аккорд в нашем общении. Я хоть и находилась здесь, на этом месте, насильно, но я не была безвольным рабом, который будет сносить все удары плетьми и выполнять беспрекословно приказы.
Теперь я стремительно зашагала вперед, на мгновение Йен даже изумился, а после в его глаза вспыхнул интерес, ожидая моих безрассудных действий, а дальше раздался хлесткий звук пощечины, и мужчина от столь рьяного удара невольно отвел голову в сторону, а после вернулся обратно, точно на пружине. Лишь открыл рот, и я вновь ударила его, но уже не так сильно, осознавая: второго такого удара моя рука не выдержит. Ладонь и без того горела огнем.
– Ты можешь вынудить меня быть здесь, выйти за тебя замуж, шантажируя, но не имеешь права оскорблять меня и решать, с кем мне общаться, а с кем нет. Ты это понял?
С полминуты мы молча буравили друг друга ненавистным взором. Смотрели в глаза, даже не моргая. Лишь пару раз прищурилась, смерив мужчину ледяным презрением, наблюдая за тем, как его взгляд бегал по моему лицу, точно механизмы старинной печатной машинки.
– Ты понял? – я нарушила наше молчание, в котором я отчетливо слышала злобное дыхание Йена, стук своего сердца, отдающегося ритмом чечетки в ушах.
А дальше все перевернулось с ног на голову, когда рука мужчины скользнула в мои волосы, сжимая их в кулаке, чуть оттягивая голову назад, а в следующую секунду мои губы накрыли требовательным и обжигающим поцелуем.
Йен точно вел войну на новом поле боя. Только теперь это была не словесная перепалка, а поцелуй. Я совершенно потерялась во всех происходящих действиях, не понимая, как стоит поступить: оттолкнуть, стиснуть губы и зубы, не позволяя свершиться этому поцелую, или же ответить на него.
Йен же в отличие от меня точно знал, чего хотел и уверенно к этому шел. И я со всей своей уверенностью и пусть не столь громадного опыта в отношениях между мужчиной и женщиной могла сказать, что обычно так целуют, когда страсть затмила все, и оба нестерпимо желают оказаться в постели, продолжая свои ласки.
Я правда опешила, потерялась, не понимала, что делать. Йен не был груб – он был завоеватель. И не каким-то шантажом или уловкой вытребовал поцелуй. Он увидел, подошел и взял желаемое. Так поступают завоеватели. И черт бы побрал этого мужчину, но целовался он, как бог!
Ласкал, покусывал и дразнил. Сахар и соль, сладкая патока, сироп и тягучий деготь. И этот контраст сводил меня с ума. Завладевал разумом, опьянял, дурманил, делал меня безвольной куклой в объятиях человека, которого ненавидела. Пусть не всей душой, но ненавидела за то, как он поступил со мной, как заставил выбрать то, чего я не желала. Силой сделал своей женой, а сейчас лишал меня последнего – собственной воли.
Когда Йен оторвался от моих губ, я ощутила, как пламенем горели алые уста. Я смотрела на мужчину затуманенным взглядом, видя перед собой размытый образ своего навязанного силой мужа. Сделала вдох, вбирая в легкие горячий, раскалившийся до предела воздух, и не смогла выдохнуть… выдохнула, но опалила жаром мужские губы.