— У тебя опупенная растяжка, кисуль! — Лука садится рядом на корточки и прислушивается к моему бормотанию. Глаза его округляются от удивления.
— Вечность для меня и жизнь, и смерть. Смелость станет моим телом. Вспышки молнии — мои глаза… — сидя в шпагате, делаю пасы руками.

— О, это уже клиника! — вздыхает Лука. — Будем лечить.

— Пять чувств — мои уши. Мои члены — мгновенное движение. Самосохранение — мой закон.

— А вот это весьма разумное замечание, — соглашается Лука, усевшись в синем углу ринга. Его всегда занимает Руслан, когда спаррингуется с отцом. — Тебе ещё долго осталось молиться, Дездемонна? Я сегодня за безопасность на дядькиной свадьбе отвечаю.

— С тобой помолишься, — поднимаюсь из шпагата и встаю в стойку. — Готова навалять тебе за вчерашнее.

На ангельски красивом лице Луки играет улыбка. Не насмешливая. Скорее, ласковая. И это бесит. Он считает меня ребёнком.

— Вставай! — Начинаю злиться, что не добавляет мне шансов победить. «Доброжелательность и правота — моё оружие. Невозмутимый дух — моя крепость», — напоминаю себе.

— Путь самурая — это смерть, Мэл! — Лука встаёт и тигриной походкой обходит ринг. — Это то, чего ты хочешь в жизни? Уверена?

— Умереть, не достигнув цели — собачья смерть! — чересчур высокопарно заявляю я, поворачиваясь следом за Лукой.

— Какой придурок вместо Толстого и Ахматовой, сунул тебе «Хагакурэ»[1]? — Лука едва сдерживает смех.

— Дядя твой! — атакую я Луку прямым ударом ноги в голову, но он в долю секунды оказывается за моей спиной.

— Думаю, своей малышке Руслан читал другие книги, — склоняется Лука надо мной.

Не знаю, как так случилось, но я уже лежу на лопатках. Он развязывает заслуженный мною в тяжёлом бою чёрный пояс, удерживая мои запястья одной рукой. Куда девалась вся злость? Дыхание Луки, его ласковый голос обезоруживают. Но дурь и задетое самолюбие бойца так и тянут меня за язык:

— Вообще-то, я люблю Дмитрия! — заявляю без обиняков.

Конечно, после наших с Лукой вчерашних обнимашек, пускай совсем невинных, и сражения плечом к плечу, это звучит глупо.

— А замуж выйдешь за меня, — Лука стягивает мои запястья поясом и завязывает крепким узлом. — Никому тебя не отдам.

Лука трётся об меня носом, пока я обалдевшая от такой наглости, хватаю ртом воздух.

— Люблю тебя, Мэл. Уже год как люблю, — шепчет он, и накрывает мои губы своими.

Ладонями упираюсь в его грудь. Вот и потрогала мышцы. Мне больше ни о чём не хочется думать. Тело наполняется новыми ощущениями. Дмитрий Волконский кубарем вылетает из моих мечтаний. Почему вообще он меня раньше волновал?

— Что это было? — слабым голосом шепчу, когда Лука скатывается с меня, тяжело дыша.

— Бархатное приручение, — поворачивает он голову в мою сторону.

— Хочу ещё.

— А как же Дмитрий?

— Никак. Просто хотела тебя позлить.

Лука поворачивается набок и подпирает голову рукой.

— Просто так ничего не бывает, кисуль, — он освобождает мои запястья. — Для него небось волосы покрасила?

— Вот ещё! — фыркаю я.

— Мэл, я год наблюдаю за тобой.

— Звучит устрашающе, — потираю затёкшие руки.

— Финансист твоего отца завидный жених для разведёнок и засидевшихся в девках тридцатилетних кумушек, но не для юной леди.

— А почему ты решил, что это Волконский? — понимаю, что вопрос глупый.

Лука тут же подтверждает это:

— Потому что ты активно выкладывала в сети ваши с ним фотографии. И каждое фото свидетельствовало о безответной любви.

— Диме, как оказалось, Маруся нравится... — Мне всё ещё немного больно.

— Тогда пусть об этом у дядьки голова болит.

Лука кладёт горячую пятерню мне на живот, и я стыдливо запахиваю кимоно. Сажусь, растерянно смотрю на свой чёрный пояс. За что дали? Непонятно...