И вот 7 сентября 1730 года состоялась торжественная церемония добровольного отречения Виктора-Амедея, а спустя всего неделю муж и жена уже обустраивали свое новое гнездышко – продуваемый всеми ветрами замок Шамбери.

– Господи, до чего же здесь уныло! – воскликнула как-то в сердцах маркиза, и Виктор-Амедей промолчал, потому что был совершенно согласен с женой. В старом доме дуло из всех щелей, так что спать приходилось едва ли не закутанными в шубы, а дни коротать возле зажженного камина. Замерзало, стыдно сказать, даже содержимое ночных горшков, так что несколько их – еще совершенно новых – пришлось попросту выбросить.

– И зачем только мы приехали сюда?! – причитала госпожа де Спиньо, дуя на озябшие пальцы. – Неужели это вы и называете идиллией? От вечных сквозняков у вас разыгрался ревматизм, а мне досаждают боли в пояснице! Умоляю: давайте вернемся в Турин! Зима действительно выдалась на редкость суровая, такая суровая, что до весны можно и не дожить.

И Виктор-Амедей согласился пуститься в обратный путь.

– Пожалуй, я даже готов опять занять престол, – сказал он, уже сидя в карете. – Я ведь более опытен, чем Мопс, и он, конечно, с радостью откажется от трона в мою пользу.

Но этого, разумеется, не случилось. Карл-Иммануил III слишком давно мечтал о короне, чтобы отречься от нее из-за сумасбродного отца.

– Вот что, батюшка, – сказал он Виктору-Амедею во время единственной встречи, которая у них состоялась. – Возвращайтесь-ка вы подобру-поздорову в Шамбери. Вам сейчас в Турине делать нечего. Я знаю, что мои подданные довольны тем, как я правлю, но, если бы это было и не так, корону я бы вам все равно не вернул.

– Неблагодарный мальчишка! – возвысил голос бывший король. – Мерзкий Мопс!

Этих слов ему произносить не следовало. Карл-Иммануил нахмурился, круто развернулся и вышел из комнаты.

– И кто вас только за язык тянул?! – упрекала маркиза мужа, когда они уже сели в карету, чтобы ехать в Шамбери. – Или вы не знаете, что ваш сын – существо столь же злопамятное, сколь и мстительное?

Виктор-Амедей виновато вздыхал и глядел в окно, на занесенные снегом горы.

…Вскоре бывшего короля арестовали прямо в постели, где он и маркиза мирно почивали, и перевезли в другой замок – Монкальери. Через несколько месяцев Виктор-Амедей умер там от разрыва сердца.

А маркиза окончила свои дни в Сретенском монастыре, что в Пиньероле. Ей пришлось провести там сорок лет, и не было дня, чтобы она не упрекала себя за то, что ответила согласием на предложение стать женой короля Сардинии.

Осенью 1678 года французский король Людовик XIV решил, что его сыну пришла пора жениться.

– Видите ли, моя дорогая, – сказал он госпоже де Ментенон, своей любовнице и верной наперснице, – не то чтобы дофин не пропускал ни одной хорошенькой мордашки или же, скажем, пытался выведать у своих дворян, каким образом можно залучить в Лувр продажную девку. Но в последнее время мальчик стал слишком уж часто задумываться, а это верный признак того, что ему нужна жена. Она расшевелит его, и он поймет, что мир полон радостей. Быть принцем гораздо легче, чем королем. Забот-то почти никаких! Так что пускай себе женится и плодит мне внуков.

– Сир, – улыбнулась госпожа де Ментенон, – не вздыхайте, подобно пожилому буржуа, которому взрослые дети только что намекнули, что ему пора уйти на покой и оставить лавочку на их попечение. Уж я-то отлично знаю, что вам еще рано записывать себя в старики. А женитьба сына – это дело государственное, и никакого касательства к вашим годам она не имеет. Надеюсь, у вас уже есть на примете и невеста, и человек, который объявит ей о грядущем счастии?