– Боже милостивый! – воскликнула Изабелла. – Да сколько ж у них здесь классов? Не менее пятидесяти, как я погляжу?

– Ну, считать не считал, да и внимания особого на это никогда не обращал. В том и преимущество американца, живущего в Англии: для тебя их условности значения не имеют.

– Что ж, вы меня успокоили, – улыбнулась Изабелла. – Представить только, что ты принадлежишь к какому-либо классу!

– Полагаю, среди них есть и весьма достойные – особливо те, что повыше. Лично для меня классов всего два: есть те, которым я доверяю, и те, кому не верю. Вы, милая моя, относитесь к первому.

– Весьма польщена, – быстро ответила Изабелла.

Комплименты она обычно принимала довольно сухо и старалась тотчас перевести разговор. Однако манеру ее истолковывали неверно: считалось, что к комплиментам Изабелла нечувствительна, тогда как она всего лишь старалась не выказывать безмерного удовольствия, которое они ей доставляли. Не следовало проявлять своей слабости.

– Стало быть, англичане весьма склонны к условностям, – продолжила она.

– Здесь многие обычаи укоренились раз и навсегда, – признал мистер Тушетт. – У них все распланировано; англичане ничего не оставляют на откуп случаю.

– Не люблю планировать наперед, – нахмурилась Изабелла. – Мне куда больше нравятся неожиданности.

Дядюшку, казалось, позабавила категоричность племянницы.

– Зато ваш великий успех предопределен заранее, – возразил он, – и это вам наверняка понравится.

– Никакого успеха мне не добиться, ежели здесь столько глупых условностей. Подобные правила не по мне, а потому я англичанам и не придусь по душе.

– Вот и нет. Вы кругом неправы, – гнул свое старик. – Откуда вам знать, что понравится обществу, а что – нет? Англичане порой сами себе противоречат – это тоже их особенная черта.

– Ах, коли так, мне ваша страна подходит! – воскликнула Изабелла.

Вскочив, она заложила руки за пояс черного платья и окинула взором лужайку.

Они нередко развлекали друг друга, обсуждая своеобразие британской публики, как будто для Изабеллы отношение общества было вопросом самым что ни на есть насущным; а между тем общество и не подозревало о существовании мисс Арчер. Судьба привела ее в самый, как выражался кузен, скучный дом в Англии. Страдающий подагрой дядюшка почти не принимал гостей, а тетушка не сподобилась завести приятельские отношения с соседями. Словом, визитов не ожидалось.

Впрочем, тетушка имела весьма любопытное пристрастие: ей нравилось собирать визитные карточки. К светскому общению она большой тяги не испытывала, однако получала несказанное удовольствие от вида столика в холле, заваленного продолговатыми кусочками картона – символами уважения. Роль хозяйки Гарденкорта играть никогда не пыталась, а потому слухи о ее приездах и отъездах по графству и не расходились. Миссис Тушетт высоко ценила свою непредвзятость и давно усвоила непреложную истину: ничто в этом мире не дается даром. Впрочем, не беремся утверждать, что она не видела ничего оскорбительного в столь малом внимании к своей персоне; вполне возможно, язвительные ее высказывания о стране, на которую сменил родину супруг, как и были вызваны совершенно незаслуженным равнодушием соседей, не принявших миссис Тушетт в свой круг.

Изабелла вскоре встала перед необычной необходимостью защищать британскую конституцию от нападок тетушки: у миссис Тушетт вошло в привычку пускать критические стрелы в сей почтенный документ, племянница же испытывала непреодолимое желание их извлекать. Разумеется, конституция нимало не пострадала бы от злобных выпадов; скорее нашей героине представлялось, что тетушка могла бы найти более достойное применение своей иронии. Изабелла и сама умела критиковать (тут сказывались ее происхождение, возраст и пол), однако присущая ей чувствительность заставляла в ответ на шпильки миссис Тушетт искать справедливости.