– Может получиться и наоборот.

– Не будьте так уверены.

– Вы правы. Пизды неуничтожимы.

Я вернулся к кушетке и начал заигрывать с ножками той, в короткой юбке и с влажными лепестками губ, ее звали Лиллиан.

Вечеринка закончилась, и я спустился с Лилли вниз. Мы разделись и сели, подпершись подушками, – пить водку и водочный коктейль. У нас было радио, и радио играло. Лилли рассказала, что много лет работала на то, чтобы ее муж смог закончить колледж, а получив кафедру, он подал на развод.

– Это невежливо, – сказал я.

– Вы были женаты?

– Да.

– И что?

– «Ментальная жестокость», судя по тому, что записано в протоколах.

– И это правда? – спросила она.

– Конечно – с обеих сторон.

Я поцеловал Лилли. Это было так хорошо, как я себе и представлял. Цветок рта раскрылся. Мы сцепились, я всосался ей в зубы. Мы разъединились.

– Я думаю, что вы, – сказала она, глядя на меня широко раскрытыми и прекрасными глазами, – один из двух-трех лучших писателей на сегодняшний день.

Я быстро потушил настольную лампу. Еще некоторое время целовал Лилли, играл с грудями и телом, затем опустился сверху. Я был пьян, однако, думаю, получилось ничего. Но после этого никак иначе не смог: всё скакал, скакал и скакал. Я был тверд, но кончить никак не удавалось. В конце концов я скатился с нее и уснул…

Наутро Лилли, растянувшись на спине, лежала и храпела. Я сходил в ванную, поссал, почистил зубы и умылся. Потом заполз обратно в постель. Развернул ее к себе и начал играть с разными ее частями тела. Мне всегда хочется с бодуна – причем не есть хочется, а засадить. Ебля – лучшее лекарство от похмелья. Как хорошая смазка для деталей. Изо рта у нее так воняло, что губ-лепестков уже не хотелось. Я влез. Она слабо застонала. Мне вкатило. Не думаю, что впихнул ей больше двадцати раз – и кончил.

Через некоторое время я услышал, как она встала и прошла в ванную. Лиллиан. К тому времени, как она вернулась, я уже почти спал, повернувшись к ней спиной.

Через 15 минут она вылезла из постели и стала одеваться.

– Что такое? – спросил я.

– Мне пора отсюда идти. Надо детей вести в школу.

Лиллиан закрыла дверь и побежала вверх по лестнице.

Я встал, дошел до ванной и некоторое время смотрел на свое отражение в зеркале.

В десять утра я поднялся к завтраку. Там я нашел Пита и Сельму. Сельма выглядела здорово. Где только находят таких Сельм? Псам этого мира Сельмы никогда не достаются. Псам достаются только суки. Сельма подала нам завтрак. Она была прекрасна, и владел ею один человек, преподаватель колледжа. Почему-то не совсем правильно. Образованные выскочки, не подкопаешься. Образование стало новым божеством, а образованные – новыми плантаторами.

– Чертовски хороший завтрак, – сказал я им. – Большое спасибо.

– Как Лилли? – спросил Пит.

– Лилли была очень хороша.

– Сегодня вечером надо будет читать еще раз, ты в курсе. В маленьком колледже, консервативнее.

– Хорошо. Буду осторожен.

– Что читать собираешься?

– Старье, наверное.

Мы допили кофе, прошли в гостиную и сели. Зазвонил телефон, Пит ответил, поговорил, затем повернулся ко мне:

– Парень из местной газеты хочет взять у тебя интервью. Что ему сказать?

– Скажи ладно.

Пит передал ответ, затем подошел и взял мою последнюю книгу и ручку.

– Я подумал, тебе стоит что-нибудь здесь написать для Лилли.

Я раскрыл книгу на титульном листе. «Дорогая Лилли, – написал я. – Ты всегда будешь частью моей жизни…

Генри Чинаски».

Мы с Лидией вечно ссорились. Она была вертихвосткой, и это меня раздражало. Когда мы выходили поесть, я был уверен, что она приглядывается к какому-нибудь мужику на другом краю ресторана. Когда заходили мои друзья и у меня была Лидия, я слышал, что разговаривает она все интимнее и сексуальнее. Она всегда специально подсаживалась к моим друзьям как можно ближе. Лидию же раздражало мое пьянство. Она любила секс, а мое пьянство мешало нам заниматься любовью.