Несмотря на это, Наполеон вскоре завязал знакомства и отношения в своем первом гарнизоне в Валенсии. Конечно, вначале он был застенчив, меланхоличен, всецело занят своими книгами и думами о родине и о семье, но мало-помалу он все-таки разошелся. В его маленькой, худой и гибкой фигурке, в его желтоватом, похожем на пергамент лице и в серьезных серых глазах было что-то решительное, что не вязалось с его застенчивыми манерами. Слишком большая голова для его маленького роста – характерная черта всей семьи Бонапарт – отличалась благородной чистотой линий: высокий, прекрасной формы лоб, тонкий, слегка горбатый нос с подвижными ноздрями и рот с неотразимо-очаровательной улыбкой. В его взгляде сверкали все молнии внутренних бурь, потрясавших его страстное существо. Когда он говорил, вся его странная фигура казалась объятой внутренним пламенем и слова казались недостаточными, чтобы выразить то, что он чувствовал.

Те, кому приходилось впервые встречаться с ним в обществе, составляли себе о нем мнение как о мизантропе и ипохондрике, который не интересуется ничем, кроме своей службы и своих книг, – настолько сдержан и замкнут был он со всеми при первом знакомстве. Но в этом молодом, с виду таком нелюдимом и недоверчивом корсиканце таилась быстрая впечатлительность, которая проявлялась при самом легком прикосновении. По своей истинной натуре он был смелого и легко возбудимого темперамента. В его характере совмещались самые разительные противоположности. От величайшего одушевления он мог внезапно перейти к самой ледяной сдержанности.

Две великие страсти владели душой молодого офицера: любовь к своему отечеству и семье и любовь к Руссо. Его Корсика, его семья и женевский философ заполняли все его мысли и чувства. В этом семнадцатилетнем сердце, уже отягченном заботами о близких ему людях, женщина занимала еще очень мало места. Он еще совершенно не знал ее. С Корсики он увез с собой только воспоминание о своей матери, бабушке Саверии, тетке Гертруде да о старой кормилице Камилле Илари. Как бы закутанный серым туманом являлся ему еще образ маленькой подруги его детских игр Джиакоминетты, которой так часто дразнили его мальчишки и девочки в Аяччио. Он помнил, как они пели:

когда он, как взрослый, со всей важностью прогуливался с ней по улице около родительского дома.

Но все это было давно. Его маленькая подруга умерла. В Бриенне и в Париже он жил почти в монастырской суровости школьного режима и посвящал все время на свое духовное развитие. Теперь все было иначе. Телесные упражнения, связанные со службой, благотворно повлияли на его здоровье. Хотя практическое изучение того дела, которому он посвятил себя, и теперь еще достаточно поглощало его, но тем не менее он мог уже наслаждаться и долей свободы. Он был офицер, молодой человек, перед которым впервые открывались двери общества с его развлечениями. Он знакомился с людьми и постепенно утрачивал свою застенчивость и недоверчивость.

При посредстве марбефского епископа, брата бывшего губернатора Корсики и покровителя семьи Бонапарт, Наполеон познакомился в Валенсии с монсиньором Тардивон, аббатом Сен-Рюф. В его гостеприимном доме он сразу очутился в целом кругу любезных дам и девушек. Г-жа Грегуар дю-Коломбье, ее дочь Каролина, мадемуазель де-Лорансен, мать и дочь Лобери де-Сен-Жермен и многие другие были представлены юному поручику.

Г-жа дю-Коломбье, дама лет под пятьдесят, «весьма почтенная», как гласит «Mémorial de Sainte-Hélène», сумела очень скоро оценить по достоинству застенчивого и в то же время самоуверенного юношу. Она принадлежала к числу тех духовно одаренных и умных женщин, о которых Руссо говорит, что «их интересная и полезная беседа более способствует развитию молодого человека, нежели весь педантизм книжной и школьной мудрости». Наполеон особенно поразил ее своим развитием и своими познаниями, которые резко отличали его от других молодых людей его возраста. Его манеры были серьезны, сам он то проявлял живость и импульсивность, то был сдержан и робок, при этом обнаруживал большую впечатлительность и способность увлекаться. Его манера говорить, его корсиканский акцент, его взгляды, вполне зрелые для его юного возраста, – все в нем было интересно. К тому же этот меланхолический юноша, съедаемый тоской по родине, возбуждал невольное сочувствие, особенно среди женщин.