И Жозефина Богарне стремилась использовать все удовольствия до конца. Она была на каждом балу, на каждом концерте, ее можно было встретить во всех театрах, в летних садах и на прогулках. Ее видели на балах в отеле Телюссон, в отеле Лонгевиль, в Тиволи, в «Идалии», среди тогдашних молодых красавиц. Терезия, победоносная красавица, «львица Директории», была ее неизменной спутницей.

Несмотря на ужасающую дороговизну жизни, мадам де-Богарне давала обеды и собирала у себя общество, покупала индийские шали, дорогие платья и шелковые чулки по 500 франков ассигнациями за пару. При этом ей нужно было воспитывать ее двоих детей. Гортензия была в пансионе мадам Кампане, а Евгений воспитывался в ирландском институте Мак-Дернотта в Сен-Жерменском предместье. Все это стоило больших денег, а у мадам де-Богарне доходов не было. И она должала и должала повсюду. Ей беспрестанно нужны были все новые и новые суммы денег. Одни ее платья, благодаря которым она слыла за одну из самых элегантных женщин Парижа, стоили бешеных денег. Наконец, эта безрассудно расточительная женщина принуждена была пустить в оборот свою любовь.

Прежде всего по ее выходе из тюрьмы ей приписывают связь с генералом Ош, который взял на свое попечение ее сына Евгения. Во всяком случае, если это и правда, то эти отношения были весьма кратковременны, потому что генерал уехал 11 Фруктидора из Парижа в Шербург, чтобы принять там главное командование береговой армией. Жозефина же вышла на свободу только 19 Термидора. В самой же тюрьме, где находился также и генерал Ош, между ними не могло завязаться любовной интриги, потому что в бывшем монастыре кармелиток мужчины и женщины были отделены. Еще меньше можно верить лживым рассказам Барра, который утверждает в своих мемуарах, что счастливым преемником Оша в благосклонности Жозефины был его конюх Ван Акерн. Ей не было нужды опускаться так низко. Было много других влиятельных мужчин вокруг нее, которые не были равнодушны к ней.

Так, у своей приятельницы Терезии она познакомилась с тогдашним народным представителем Барра, который вскоре должен был стать могущественным человеком во Франции. Правда, мадам Тальен уже была обладательницей его сердца и его кошелька, но ему, знатоку женских прелестей и любителю переменных наслаждений, понравилась также и прелестная виконтесса де-Богарне, эта смесь французского изящества и беспечности креолки. Терезия ничего не имела против этого: Жозефина ведь была ее лучшей подругой. Они прекрасно понимали друг друга и подходили одна к другой как по мерке. Обе были красивы, – хотя молодость и действительно редкая красота Терезии далеко затмевали миловидность Жозефины, – необычайно добродушны, жизнерадостны, расточительны, изящны и избалованы, и обе старались найти себе мужчину – безразлично, мужа или любовника, – кошелек которого мог бы широко удовлетворять все их потребности. Терезия не ревновала Барра к Жозефине, потому что она нашла более богатого поклонника. Барра сам раздобыл своей возлюбленной щедрого поставщика армии Уврара.

Жозефина была теперь избавлена от большой заботы. Что касается ее любви к Барра, то об этом не может быть и речи. С нее достаточно было разыгрывать роль госпожи в малом Люксембурге и вместе с Терезией и прекрасной Жюли Рекамье быть одной из самых окруженных и модных женщин Парижа. Живописную картину увеселений у жизнерадостного и чувственного директора дает Арсен Уссе в своей книге о мадам Тальен:

«Мадам Тальен, мадам Богарне и мадам Рекамье, одетые, по тогдашнему выражению, «на радость творца», – настолько они казались раздетыми, – входя в салон, несли каждая на руке хламиду. Как только раздавалась музыка, они важно занимали места, представляя взорам присутствующих любоваться их грацией. При помощи их легкого покрывала они принимали то чувственные, то стыдливые позы, смотря по тому, как они драпировали его вокруг своего тела. То это был покров, скрывающий влюбленность или ревность влюбленной женщины, то он драпировался складками, как бы служа прикрытием для боязливого целомудрия, то это был пояс Венеры, связанный руками граций и развязываемый рукой Амура… Нельзя было вообразить себе более блестящих и дорогостоящих представлений. Никогда опера не давала подобных празднеств… Мадам Тальен, мадам Богарне и мадам Рекамье, часто полумертвых от танцев, уносили в близлежащий будуар в сопровождении толпы их поклонников».