Меншикову, Екатерине и их союзникам было кого опасаться. Им, беспородным и нахальным выскочкам, противостояли родовитые потомки Рюриковичей и Гедиминовичей – князья Долгорукие и Голицыны. Дети влиятельных бояр, они хотели, чтобы престол Романовых отошел к великому князю Петру Алексеевичу – сыну покойного царевича Алексея. Внуку Петра Великого шел всего лишь десятый год, но за ним были традиция престолонаследия по мужской нисходящей линии, поддержка родовитой знати, симпатии всех, кто хотел смягчения жестокого режима, кто мечтал о передышке в той бешеной гонке, которую некогда начал Петр.

И сторонники Екатерины, и сторонники великого князя готовились к схватке. Голштинский сановник граф Бассевич – участник и свидетель событий драматической ночи 28 января – писал: «Ждали только минуты, когда монарх испустит дух, чтобы приступить к делу. До тех пор пока оставался в нем еще признак жизни, никто не осмеливался начать что-либо: так сильны были уважение и страх, внушенные всем этим героем». Очень точные слова – магия власти такой яркой личности необычайно сильна до последнего мгновения.

Но все-таки Меншиков и Екатерина успели лучше, чем их противники, подготовиться к этой роковой минуте. Въезд в столицу и выезд из нее перекрыли нарядами солдат, государственную казну перевезли под надежную охрану. Однако важнее другое – они сумели склонить на свою сторону гвардию. Незадолго до кончины Петра гвардейских офицеров пригласили в апартаменты царицы, где уже собрались ее сторонники – Меншиков, Макаров и другие. Несчастный вид Екатерины, ее трогательные и ласковые слова, обращенные к ним – осиротевшим птенцам гнезда Петрова, наконец, тут же предложенные богатые подарки и обещания новых милостей – все это сыграло свою роль, и в решительный момент гвардия без колебаний встала на сторону Екатерины.

Сразу же после смерти Петра Великого в Зимнем доме начался последний акт политической драмы. Сюда съехались все высшие чины государства: сенаторы, архиепископы, президенты коллегий, генералы и старшие офицеры. И вот в ярко освещенный зал, заполненный придворными и сановниками, быстро вошли Меншиков, Головкин, Макаров и другие «первейшие», а следом – сама Екатерина. Прерывающимся от рыданий голосом она объявила о смерти возлюбленного супруга – императора и произнесла явно подготовленные заранее слова о том, что будет, как и раньше, заботиться о благе империи и подданных, следуя заветам Петра, который «разделил с ней трон».

Из слов кабинет-секретаря Алексея Макарова собравшиеся в зале узнали, что царь умер, не оставив никаких распоряжений о наследнике престола. Это было чрезвычайно важное заявление. В подобных случаях по традиции новый монарх избирался «согласным приговором государства» – высших военных, гражданских и придворных чинов. Но Меншиков и его сторонники не могли ни в коем случае пойти на это. На разные голоса они стали убеждать присутствующих попросту признать, что престол теперь переходит ко вдове императора. Они ссылались на то, что незадолго до смерти, в 1724 году, Петр короновал Екатерину в главном храме России – Успенском соборе Московского Кремля.

Это не убеждало противников худородной царицы. Видя, что завещания в пользу Екатерины нет, что большая часть сановников колеблется, Голицыны и Долгорукие стали требовать передачи престола законному наследнику – внуку Петра Великого. Спор разгорелся не на шутку. Аргументы сторонников Екатерины были откровенно слабы. Так, Феофан пустился в воспоминания о том, что где-то когда-то царь в застольной беседе с близкими ему людьми якобы открыл им свое намерение передать престол жене. Однако воспоминания записного златоуста о речах на дружеской попойке не могли заменить официального документа о престолонаследии. Иерарха подняли на смех. Спор становился все ожесточеннее, и неизвестно, во что он мог бы вылиться…