– Поехали домой, Тимоха.

– Поехали.

Возвращались молча. Теперь настроение Бориса изменилось. Он задавал себе вопрос: смог бы жить здесь? И сам себе отвечал: нет, не смог бы. Не выдержал бы созерцания всеобщей нищеты, выпирающей то упавшим забором, то осевшей крышей сарая, то некрашеными окнами клуба… Кругом разруха, запустение, вчерашний день…

– А это наша столовая. – Тимоха показал на длинное одноэтажное кирпичное здание с облезлой дверью. Сбоку торчало дощатое сооружение известного назначения вовсе без дверей. – Когда-то здесь такие беляши жарили! – вспоминал Тимоха. – Наш колхоз раньше был миллионер. В каждом втором дворе – машина. А сейчас снова на санях ездят.

– Ну, ты-то, наверное, тех времен не помнишь. А, Тимофей?

– Я – нет. Дед рассказывал, и мама помнит.

– Ну а ты скорее всего мечтаешь уехать отсюда куда глаза глядят.

– Почему вы так думаете? – возразил парень. – Как же я маму оставлю одну? Ей без меня трудновато придется.

– Чем же ты здесь займешься?

– Мало ли чем? Вон дядя Володя Никитин маслобойку построил. И я что-нибудь придумаю. Сначала в армию пойду, потом сельхозакадемию закончу. А потом обязательно что-нибудь придумаю!

Добров повернулся, чтобы лучше видеть лицо своего спутника.

– Тимофей, дай я пожму твою руку!

Они обменялись рукопожатием. Когда вернулись домой, Полины не было.

– Мама на репетиции в клубе, – пояснил подросток.

– А ты что будешь делать?

– Корову посмотрю, она у нас отелиться вот-вот должна. А потом ужин буду готовить.

– Меня в напарники возьмешь? Не привык я, брат, без дела сидеть.

– А что вы умеете?

Борис честно подумал:

– Курицу могу жареную, отбивные и плов.

– Тогда – плов. Только вы таблетки не забудьте выпить. Вон мама на холодильнике оставила.

Добров улыбнулся и молча проглотил таблетки.

Часа полтора они провозились с пловом. Зато когда Полина вернулась, ее в сенях встретили такие запахи, что она решила – Любава приехала. Но ошиблась. Ее сын Тимофей укутывал утятницу фуфайкой. А их гость в рубашке с закатанными до локтей рукавами и в хозяйском фартуке тер на крупной терке черную редьку. По кухне гуляли сногсшибательные запахи.

– А я думала – сестра приехала, – почему-то не отрывая глаз от больших ловких рук Доброва, сказала Полина.

– Мы сами ужин готовим, – доложил Тимоха.

– Мы сами с усами, – добавил Добров. Он повернулся, озарив ее широкой улыбкой.

От этой неожиданно сложившейся картины – мужчина в ее фартуке и сын у стола – вдруг перекрылось дыхание. Полина поспешно отвернулась, якобы торопясь снять пальто. Она не могла понять, что с ней, и какое-то время не решалась войти в кухню.

Позвали деда. Он пришел хмурый. Полина по лицу поняла: поиски не увенчались успехом.

– Почитай, больше полсела обошел. Не был только на Горбатке и за оврагом. Никто ничего не видел, но валят друг на друга почем зря.

Полина виновато взглянула на гостя:

– Надо же было такому случиться! Ведь под самыми окнами машина стояла.

– Говорю тебе – свои! – сказал Петр Михайлович.

– Да у нас полдеревни свои, – резонно заметил Тимоха. – Разве теперь кто признается?

– Не пойман – не вор.

Борис неловко почувствовал себя, оказавшись виновником всеобщей суматохи.

– Да ладно, забудем. В конце концов, на автобусе уеду. Машину потом пригоню. Давайте лучше пробовать наш с Тимохой шедевр!

– Пахнет вкусно, – согласилась Полина. – А рис-то какой рассыпчатый!

– Мы старались, – скромно принял похвалу сын.

Плов действительно оказался замечательным. Петру Михайловичу был интересен городской гость, и за ужином он исподволь затрагивал то одну тему, то другую. Искал ту, на которую откликнется Полинин постоялец. А Добров откликался на любую. Начали с охоты и рыбалки, плавно перешли к природным катаклизмам и ко всеобщему потеплению. Затем сделали крюк в сторону инопланетян и развития космоса и наконец перешли к политике.