Вечером, осматривая себя после душа, на правой груди, самой мясистой части тела, она заметила красное пятно.
– Это сыпь, – сказал муж, – от жары.
– Нет, не похоже…
– Да ладно, у тебя всегда появляются такие пятна после горячего душа.
– Не такой уж он был и горячий, – возразила она. – Да я уж двадцать минут, как вышла из ванной.
– Ну, значит, сухая кожа.
– Нет, я ведь только нанесла крем.
– Что же это тогда?
– Вот я тебя и спрашиваю.
Он, сощурившись, присмотрелся.
– Может, это Дуги тебя укусил? Выглядит, как след от укуса.
Она покачала головой. Вроде бы нет. Но, может, и так. Хотя он едва взглянул на нее, когда она вечером забирала его из яслей, и уснул в машине, так что дома она сразу уложила его. Она помнит, с какой мукой отдавала его утром Эмме, но чтобы он кусался – не помнит. Забыла, наверное.
Вымотавшись за день, ночью она спала хорошо, хотя один намочил постель, другой пошел бродить во сне, а третьему вдруг понадобилась бутылочка. Под конец старшие досыпали на ее месте рядом с мужем, а она перешла в кровать к малышу. И все-таки – в их положении – лучше не придумать.
На следующий день пятно на груди потемнело, стало фиолетовым, а на правой ягодице появился второй синяк, который был замечен после обеда в местном ресторане. За столиком она сидела одна, заказала, что хотелось, даже выпила бокал вина! Потом она пошла в туалет – впервые за долгое время в одиночестве.
Напрасно она грешила на булавку или скрепку какую-нибудь у себя на стуле – там ничего не было. В туалетной кабинке она вынула зеркальце и осмотрела новое пятно: овал крупнее первого, краснеющий на белой плоти ягодицы. Мужу она ничего не сказала, но стала присматриваться к детям – вдруг они и впрямь незаметно покусывают ее.
Впервые она серьезно обеспокоилась во время деловой поездки в Лондон, заметив, как пассажиры в самолете таращатся в ее сторону. Зато дети не лезли к ней в кресло, не тянули за ремень и не нужно было развлекать их, чтобы они не пинали переднее сиденье и не носились с визгом по проходам.
Когда самолет приземлился, она сразу побежала в туалет. Вся шея ее была покрыта крупными красными пятнами и мелкими вмятинами, будто ее впрямь искусали.
Шею она повязала платком, и, несмотря на духоту, не снимала его в машине всю дорогу из аэропорта, потому что с ней ехали коллеги-мужчины. В гостинице оказалось, что пятна уже обсыпали левую руку. Потом она позвонила домой по скайпу. Дети бесились и не обращали на нее внимания, но, когда она показала пятна – явно укушенные раны – мужу, тот раздраженно и подозрительно спросил:
– Это кто у тебя там?
Они поссорились, и ночью она не могла заснуть от злости и обиды, хотя кровать была целиком в ее распоряжении. Да еще в час ночи заревела пожарная сигнализация, и она полчаса мерзла на улице в одной ночной рубашке, пока постояльцам не разрешили вернуться в свои номера.
Когда она приехала домой, малыш отказывался идти к ней на руки. Он жался к отцу, а едва она приближалась, начинал визжать как резаный. Ей и самой было впору завизжать – все жутко болело. Услышав, как она всхлипывает в ванной, муж вошел и увидел ее истерзанное и опухшее тело, покрытое кровоподтеками и ссадинами всевозможных размеров и цветов. Он понял, что дело серьезное. Боль сводила ее с ума.
Назавтра она отправилась к врачу. Было воскресенье, и ей не хотелось отрываться от детей, но муж настоял. Ее мать вызвалась забрать внуков на день к себе. Боль усиливалась.
Врач была озадачена не меньше, чем она сама, и явно заподозрила неладное. Подтвердила, что это шрамы от укусов, прописала обезболивающее, мазь, и на прощание сунула ей в сумку брошюру в помощь жертвам домашнего насилия. Сказала обращаться, если не наступит облегчения.