А. Тереза: «Иногда вдруг в моей голове раздается приказ: „Убей его! Убей его, или ты умрешь!“. Почему?».

А. Менегетти: «У меня создается впечатление, что ты хочешь переложить проблему на меня, чтобы на уровне сознания сохранить ее нетронутой. Мне известен этот приказ, и я знаю, что он может раздаться в любой момент. Но мое знание о нем или твое исполнение этого приказа – в том или ином виде – не освободит тебя от той общей перверсии, о которой мы говорим. Впрочем, если ваша негативная психология вводит вас в состояние пролонгированного суицида, то, как она может пощадить меня? Как бы там ни было, это обычное сопротивление, из-за которого я не приемлю трансфер.

Много раз, отстраненно наблюдая за вашим внешним видом или состоянием тела, я входил в контакт с чем-то вроде скрытого отсутствия, которое, однако, следит за мной и ждет меня, чтобы обвинить. Это происходит всегда, когда вы не в форме, когда вы фальшивы или двуличны по отношению к себе, то есть, подчинены сценарию. В таких случаях женщина видится мне как зомбическое выражение некоего исторического явления, отказывающегося от любого становления. Напротив, когда женщина находится в позитивной форме, то все в ней являет собой сверхприсутствие, которое семантизирует меня целиком, вплоть до самой центральной точки».

Марта: «Прошлой ночью мне приснился сон. Я была на верхнем этаже и спросила себя, кто там. Открылась дверь, из которой вышла старуха, которая, как я знаю, умерла. Она села, развалившись, на гинекологическое кресло, поддерживаемая чем-то вроде человеческого профиля. Лицо ее было закрыто черной вуалью. Тоска была ужасной, но, думая об этом, я понимаю, что мне близка эта разложившаяся старуха, из пустоты которой исходит темнота. Вслед за этим вмешались Вы и сказали мне не смотреть на старуху, потом она завязала борьбу с гуманоидом, и я внезапно проснулась».

Беатриче (не замужем): «До этого момента я не могла говорить. Сон напоминает мне что-то мое и немного меня расслабляет. Я помню, что мне снились подобные сны».

Аделе: «Я осознаю, что всегда существует нить, которой удается непрерывно двигаться. Внешне я могу меняться тысячью способами, не желая, однако, порвать в глубине эту нить, которой хочу быть связана. Все это из-за боязни разорвать ее, так как я не знаю, что случится потом. Я чувствую себя связанной этой нитью, но одновременно сохраняю в себе определенное чувство уверенности, по крайней мере, как узница. Разрывая нить, я со всей силой ощущаю угрозу „потом“. Из-за этого страха я предпочитаю быть связанной. То есть с того момента, как мне недостает непосредственного опыта вещей, я лишаюсь посредничества тела, я знаю и существую только посредством нити, или сценария, и могу воспринять любой конкретный сигнал лишь через этот канал связи».

Аличе: «Мне приснилось, что из женщин исходили только машинные коды».

Розария (замужем): «Я знаю, что в то время, когда я пробую проверить саму себя, нечто смещается еще до того, как я узнаю правду о себе. Мне остается только сказать, что даже в попытке истинно самоутвердиться „здесь и сейчас“ я не выхожу за рамки перверсии».

Лара (замужем, двое детей): «Тоска, фригидность, потребность лгать, неспособность наслаждаться и организовать собственную жизнь возникают всегда в момент радости с окружающим миром, с партнером и в момент, когда начинаешь ощущать себя свободной. Пока я была сиделкой у своих родителей, я находила в этом причину любой своей фрустрации; но с тех пор, как я свободна, я ощущаю абсолютную тоску и неспособность управлять собственным внутренним миром. Все формы депрессии рождаются из глубины женской души независимо от воли женщины. Даже при полном осознании происходящего она не может сделать ничего иного, кроме как безропотно соучаствовать в разрушении, которое принцип антижизни актуализирует в ней и в людях, которые ее любят».