– Тори, что с тобой? – В голосе Эда звучит испуг. – Смотри на меня, оставайся со мной!

Холодная вода льется мне на голову – Луис откуда-то добыл такую роскошь. Я беру у него из рук флягу и делаю глоток.

– А сейчас ты выпьешь бренди. – Луис достает кружку, разводит напиток водой. – Не надо делать такое лицо! Выпей!

Я терпеть не могу спиртное, оно мне вредит, но сейчас покорно выпиваю, и в голове проясняется.

– Тори, как ты? – Луис обеспокоенно смотрит на меня. – У тебя что-то болит?

Нет, у меня ничего не болит. Но объяснить им, что случилось, я не могу – потому что и сама не знаю. Просто эти рисунки… словно живые. Как будто изображенные на них твари проникают в голову, и ты начинаешь видеть то, что видели они, и… Не знаю, возможно, я сошла с ума.

– Барельефы выполнены с применением определенной технологии, действующей на подсознание, – задумчиво произносит Луис и тоже делает глоток. Затем передает кружку Эду. – Ты женщина, а значит, у тебя более восприимчивая психика. И сейчас я задаю себе вопрос: каким образом психотехнологии в изобразительном искусстве вкупе с манерой трехмерного письма, изобретенные буквально в последнее десятилетие, стали известны людям, жившим здесь несколько тысяч лет назад?

– Неважно. Может, картинки вовсе не люди рисовали – потому что там есть что-то… нечеловеческое.

– Подожди-ка… Подожди, сейчас вспомню… Где-то я слышал или читал… Нет, этого просто не может быть!

– Лично я поверю во что угодно.

Луис не слышал того, что слышала я, не видел вихрь, который едва не унес меня невесть куда, а потому я поверю в любую, даже самую неправдоподобную версию. Лишь бы мне объяснили, что же здесь, черт подери, происходит!

– Я всегда считал это местными сказками… – Луис озадаченно пялится в пустоту. – Только не понимал, на каком основании они возникли. У любой сказки, если ее разобрать, есть определенные реальные предпосылки – какие-то события, обработанные веками и фантазией, но настоящие. А у этих легенд, как я считал, не было и быть не могло никаких реалий в прошлом. И тем не менее они сохранились у многих племен, почти не отличаясь между собой по содержанию, словно были заучены слово в слово предками, а потом передавались из поколения в поколение без малейших изменений. Но так запоминают молитвы, а тут – легенда.

Мы садимся на ступеньки, ведущие к разрушенному храму. Его здание нависает над нами – огромное, я даже представить не могу, как такое можно было построить здесь. И я никогда не видела подобного строения. К нему ведут ступеньки, а черные провалы ряда отверстий вдоль его стен и фундамента совсем не напоминают окна, и разбитые статуи, и белизна камня, и тишина… Что бы тут ни водилось когда-то, сейчас его уже нет. Много столетий здесь только прах и тлен, но мне отчего-то до конца не верится в это, потому что вихрь, который тащил меня незнамо куда, был осязаемый и живой.

Но где-то может быть спрятано сокровище, а я всегда не против присвоить что-то красивое и блестящее.

– Давай, Луис, просвети нас.

– Думаю, мы нашли последнюю на земле крепость Древних, Виль-Таэн.

– Что?!

– Ну, город тех, кто был до нас. И ты права, рисунки, барельефы и скульптуры создали не люди, их авторы – те, кто был до нас.

– Луис, до нас было много всякого. Конкретнее нельзя?

– Если тебе так хочется, изволь. Но, по-хорошему, нам надо бежать отсюда, не разбирая дороги. Даже короткое пребывание в этом месте может обречь наши души на вечное проклятие.

– Луис, это вы, католики, верите в подобную чушь, я твоим предупреждением не впечатлилась. Давай, рассказывай.