А утром ее неугомонный супруг ворвался в спальню. Пока она продирала глаза, Леня уже стоял перед ней с бокалом в руках:

– Она еще и скрытая алкоголичка!

Леня нервно заглядывал в шкафы, под кровать, за штору, как по инструкции из анекдота о внезапно вернувшемся из командировки муже, и ушел со словами:

– Я забираю свою бритву и зубную щетку! Не хочу, чтобы какой-то уголовник пользовался моими приборами. Золотые зубы можно чистить и наждаком.

Клава расплакалась, как Зинаида Кириенко в «Тихом Доне».

Вот в таких смятенных чувствах и с растерзанной душой она и пришла ко мне снова.

IV

Честно говоря, в серьезность намерений Лени я по-прежнему не верила:

– Самолюбие Лени уязвлено. Он мечется, уходить от вас серьезно не хочет, может, и сам этого не понимает. Все, что нужно теперь, так это грамотно, настойчиво попросить его остаться, подтвердив, что вы любите только его одного. Прижать, приголубить!

– А как же девушка? Они же живут вместе… Она молодая, красивая… Осталась я, старая дура, на бобах…

У Клавы вдруг прорезался свой собственный искренний голос – голос простой русской бабы, которая и хочет-то одного – мужика своего к себе прижимать по ночам да кормить его котлетами и борщом по своему собственному рецепту.

Я и сама чуть не плакала от жалости:

– Клава, дорогая, я думаю, это только маневр. Девушка – «кукла», они, может, и познакомились с Леней перед самым его приходом к вам. Вряд ли у них серьезные отношения. Ну подумайте: муж в стрессе, тут не до секса.

– Он такой хорошенький! – умилилась снова Клава, и я стала догадываться, наконец, о чем идет речь.

Девушки, которые еще не достигли возраста «ягодки опять» не подозревают, сколько страстей и фантазий ожидает их в будущем. Женщина в сорок пять переживает очередной переходный возраст, но если в юности – все как впервые, то в зрелости – все как в последний раз. Статистика показывает, что и на этом для большинства наших женщин любовные истории не заканчиваются. Среди моих клиенток есть и семидесятилетние кокотки, которые запросто арканят пятидесятилетних «мальчиков», жалуясь на их инфантилизм и зажатость. Но в сорок пять лет женщины пока ничего такого не знают, во всяком случае, никто им гарантий на счастье не дает, и они проживают этот период в запредельном гормональном и экзистенциальном напряжении.

Я посоветовала Клаве вести себя так, как обычно, до инцидента – никуда не собираться. Леня должен сдаться, и они обязательно помирятся.

– Правда? – с надеждой спросила Клава.

– Сто пудов.

Успокоенная Клава на радостях решила пойти и помириться с Милкой. Ну не виновата же она, в самом деле. Сидит там страдает почем зря…

V

И что вы думаете? Клава звонит в дверь, Милка открывается, и к ней выходит… мужик с фотографии! В тельняшке, руки в наколках, в зубах фикса. Хватает Клаву за плечи и вносит в квартиру, обнимает, целует, урчит от счастья.

Клава в полуобмороке, обмякла, смотрит на него не мигая.

Входит Мила, как ни в чем не бывало, радостно восклицает, что рада тому, что они так быстро поладили. Видя, что Клаве не по себе, она подсказывает ей:

– Это же Мишка, одноклассник, твоя первая любовь!

Мишка урчит, лапает онемевшую Клаву как заветную добычу, признается, что и не мечтал о такой красавице.

– Я ж не знал, что ты меня любишь, да так сильно!

Он оставляет на минуту Клаву, достает откуда-то из шкафа все ту же кипу писем, предъявляет ей в качестве доказательства:

– Вот же, здесь все написано.

Клава, едва совладав с собой, спрашивает:

– Миша, вы, что, сбежали?

– Да нет, меня выпустили по закону. Свобода, Клава, теперь мы можем пожениться!