Сигарета, выпавшая изо рта Омара, приземлилась прямо на свежевымытый пол. Повар затер окурок ботинком.

Потом он опять громко рыгнув, распространяя вокруг запах перегара, развернулся и вышел.

Я открыл окно, чтобы проветрить комнату. Потом поднял с пола окурок и бумажным полотенцем стер пятно от пепла на линолеуме.

В туалете меня поджидала куча несмытого дерьма – привет от Омара. Я дернул за цепочку, чувствуя, как во мне закипает ярость. Справив малую нужду, я вернулся к себе и врубил джаз – в злорадной надежде досадить мерзавцу. Парижскую ночь разорвали нервные диссонансы Орнетта Коулмена, однако ни стуков в стену, ни криков «Убери эту муть» не последовало.

Наслаждаться скрипучими импровизациями в такой обстановке было выше моих сил. Да ну его к черту, этого Коулмена! Комната была слабо освещена. Я обвел ее глазами, поражаясь убожеству жилья. Мои жалкие потуги сделать ее уютной ни к чему не привели… И вот тогда я заплакал. В последние месяцы мне пришлось пролить немало слез, но они были… другими, что ли. Я лежал на кровати, уткнувшись в подушку, и оплакивал все, что потерял… Я чувствовал себя униженным, загнанным в капкан. Минут пятнадцать я не мог остановить эту истерику, но и потом, когда рыдания стихли, мне не стало легче. Такое горе не смоешь слезами… как бы мне этого ни хотелось…

И тем не менее я заставил себя, сняв футболку и трусы, встать под душ. Потом я вытерся полотенцем, принял таблетку зопиклона и провалился в сон.

Проснулся я лишь в полдень, с тяжелой головой и сухостью во рту. В туалете меня ждал описанный стульчак. Омар, как и положено животному, пометил свою территорию.

Почистив зубы над кухонной раковиной, я быстро оделся, прихватил несколько вчерашних счетов, спустился вниз, пересек двор и позвонил в дверь конторы Сезера. На пороге возник качок, лицо его было перекошено, но я и не ждал ничего другого.

– Я хочу поговорить с вашим боссом…

Дверь захлопнулась перед моим носом, но уходить я не собирался. Через пару минут она снова открылась. Качок сделал мне знак следовать за ним. Comme d’habitude[44], Сезер сидел за столом, на котором все так же лежал его сотовый, и неотрывно смотрел в окно.

– Слушаю, – произнес он, не повернув головы.

– Я заменил стульчак и повесил плафон в туалете на своем этаже.

– Поздравляю.

– Стульчак, ершик и плафон обошлись мне в девятнадцать евро.

– Вы рассчитываете на возмещение?

– Да, – сказал я, выкладывая на стол чеки.

Сезер посмотрел на них, сгреб в кучу, потом скатал в шарик и швырнул на пол.

– Не думаю, что об этом стоит говорить, – сказал он.

– Стульчак был сломан, лампочка висела голая…

– Никто из жильцов не жаловался.

– Омар, эта свинья, с радостью и жрал бы из унитаза…

– Вам не нравится ваш сосед?

– Мне не нравится, что он разбудил меня среди ночи и стал требовать свой телевизор, который вы забрали.

– Я не брал.

– Хорошо, значит, это был полтергейст.

Сезер обратился по-турецки к качку. Тот удивленно пожал плечами, потом прошипел что-то в ответ.

– Мой коллега говорит, что не прикасался к телевизору, – сказал Сезер.

– Он лжет, – вдруг произнес я по-английски.

Сезер посмотрел на меня и улыбнулся.

– В целях вашей же безопасности я не буду это переводить, – ответил он на идеальном английском. – И не рассчитывайте, что я еще раз заговорю на вашем языке, американец.

– Вы жулик, – сказал я по-английски.

– Tant pis[45], – кивнул он и продолжил (на французском): – Боюсь, Омар расстроился. Потому что я сказал ему, что вы продали телевизор, чтобы купить новый стульчак. А он, крестьянин, поверил в такую глупость. Мой вам совет: купите ему новый телевизор.