Оля, нисколько не претендуя на звание «лучшая художница Рублевки», тем не менее, задержалась в студии дольше всех. Ученицы приходили и уходили, а Оля оставалась, упорно постигая азы живописи. К осени она успела договориться с преподавателем об индивидуальных занятиях, потому что, во-первых, ей стали мешать ничего не делающие сокурсницы, а во-вторых, Оля хотела заниматься больше и дольше, чем другие. Преподаватель, бородатый, колоритный мужчина лет пятидесяти с удовольствием взялся за обучение.

И вот сидя в собственном саду перед чистым листом бумаги, Оля пыталась выполнить домашнее задание на тему «Осень». Вроде и не сложное задание, но ведь, чем шире поставлена задача, тем сложнее ее выполнить. Помогли неубранные листья. Конечно, рисовать разноцветные опавшие листья банально. Но Оля зацепилась за эту идею и принялась потихонечку ее воплощать карандашом на бумаге.

Листочки выходили неплохо. Пусть пока еще только в карандаше, но Оля уже чувствовала, что получиться должно хорошо. Она смешает разные краски, и будет полная гамма тех цветов, что лежали сейчас перед ней. Подул ветер, и листочки, пошуршав для порядка, слегка поменялись местами друг с другом. Где-то проглянула зеленая трава газона, не успевшая еще уступить свое место холодной, сырой, голой земле. Цвета смешивались сами, как будто кто-то хотел усложнить художнице задачу: вот сейчас тут у нас так, а через минуту все иначе, сейчас у нас больше бордового, а вот, подожди чуть-чуть и увидишь, что больше желтого и коричневого. «Так будет продолжаться вечно, – подумала вдруг Оля, – потом будет больше черного, оголится земля, потом пройдут дожди и зеркальные лужи станут отражать небо, которое в свою очередь будет мешать и мешать краски от голубого до темно-серого. После наступит зима, и с черным смешается белое, лужи покроются коркой льда, а потом белое, здесь за городом, не в Москве, конечно, вытеснит все остальные цвета. Лишь будет отдавать чуть голубизной, лишь будет на солнце сверкать снег, переливаясь ничуть не хуже моих бриллиантов. Только бриллианты лежат себе в шкатулке в полумраке вечно зашторенной спальни, а снег блестит на улице, расплескивая яркие блики направо и налево так, что хочется зажмуриться». Оля застыла с карандашом в руке, вдруг поняв, что вот это движение красок ей не передать никогда. Что листья просто застынут на холсте в одном своем минутном положении, и никто даже не догадается, куда они полетят потом, как лягут буквально через мгновение.

«Вот и я также двигаюсь по жизни, гонимая каким-то невидимым ветром. Меняю свой цвет, перемешиваюсь с другими людьми, застываю и опять перемещаюсь дальше. Только некому меня нарисовать, запечатлеть в данную минуту. Никого не интересует эта женщина, которая сидит без толку во дворе и не знает, как ей жить. Ну или проще, как ей нарисовать осень». Оля взяла ластик, подтерла кое-где и снова зашуршала карандашом. Становилось прохладнее. Женщина, убиравшаяся в доме, крикнула из окна второго этажа:

– Оля, может быть вам принести плед?

– Да, было бы не плохо. Спасибо, – откликнулась как бы хозяйка большого дома.

– А то я уж гляжу, вы все сидите. А уж вон холодает. Ветер, наверное, к вечеру дождь надует. Прям, как обещали в новостях, – накидывая плед Оле на плечи, сказала домработница.

– Да, – протянула Оля, – редко у них прогнозы сбываются.

– И то верно, – покивала собеседница, – может и этот не сбудется, – и она пошла в дом убираться дальше.

«Не сбудется, не сбудется, не сбудется, – повторяла Оля про себя последние слова Нины Григорьевны, – ничего уже не сбудется. Рисуй не рисуй». Но рисовать она продолжила, упорно настроившись на результат. Вот нарисуешь осень, и что-то произойдет, что-то незримо сдвинется в пространстве, наклонится куда-то, сместится. Оля рисовала и рисовала, как одержимая, прорисовывая листочки, пока вдруг часа в три нестерпимо не захотелось есть. «Надо прерваться», – подумала она, поднимаясь со скамейки. Оля протянула к небу затекшие руки, вытянула вперед поочередно ноги, мотнула головой туда-сюда. Потом сложила карандаши и ластики в пенал, взяла на всякий случай мольберт (может, действительно, дождь пойдет) и потащила все это в дом, периодически поправляя сползающий с плеч плед.