И вроде бы даже легче стало ей после того, как она их так нечаянно увидела.

И батюшка ее, к которому она на исповедь ходила и в выходные дни службу его посещала, сказал ей почти то же самое:

– На все воля Божья, – сказал он ей. – Видно, нужно пройти тебе какие-то новые испытания, потому что одиночество для женщины – это испытание. Но раз отвел от тебя Господь этого человека и дал тебе это испытание, – есть в тебе силы его проходить…

И она проходила это испытание, хотя, если быть честной, – никакого такого испытания она в своем одиночестве не чувствовала.

Жизнь ее уже была упорядоченной и простроенной. И не обремененной никакими обязательствами.

Дочь жила где-то своей жизнью. Второй год была замужем. Выскочила она замуж неожиданно быстро и укатила за мужем, выпускником военного училища, в Ижевск и жила там, почти о себе и вестей не подавая.

С дочерью никогда не были они особенно близки. Да и вообще – мать из нее как-то не получилась. Сначала писала она кандидатскую диссертацию, потом – докторскую. Потом была председателем методической комиссии. И как-то так получалось, что дочь была больше на продленке или с бабушкой, матерью бывшего мужа, особой не очень-то строгих правил, не требующей четкого распорядка дня, мытья рук, организованности, всего того, что требовала от нее мать.

Поэтому дочь свою не смогла она, не успела воспитать правильной и воспитанной, ответственной девочкой. Потому та и замуж выскочила так легкомысленно. Не подошла ответственно и серьезно к столь важному шагу. Пришла и заявила:

– Я его люблю… Куда он, туда и я…

И было ей, матери, непонятно: ну и люби на здоровье, зачем же сразу жениться? Подожди, пока он на новом месте устроится, еще неизвестно, куда его там направят, может, в глухомань какую?

Но на все ее правильные рассуждения дочь только плечом упрямо поводила и говорила:

– Тебе этого не понять…

И было что-то в этом «тебе» что-то отстраненное, высокомерное. Как будто дочь знала что-то такое, чего она, ее мать, не знала, – не дано было ей знать. А что такого она не могла знать?

И она перестала уговаривать дочь. Решив, что на все воля Божья. Пусть все будет как будет. И они женились. Но даже свадьбу отмечать не захотели, нарушив все мыслимые правила приличия. И так неудобно было перед знакомыми и соседями, что дочь как-то не по-человечески вышла замуж. Ну да что теперь об этом говорить? Все уже произошло.

И жила дочь где-то там, вдали, своей жизнью. А она тут – своей. Привычной, расписанной, ясной и понятной.

Закончились все хлопоты, связанные с разменом квартиры, на котором настоял муж. Закончились хлопоты и заботы, связанные с переездом в новую чистенькую квартиру. И квартира эта, хоть и в отдаленном районе, в новостройке, и пока без телефона, – нравилась ей. И все теперь в ней стояло на своих местах, все было в порядке, как будто прожила она в ней всю жизнь.

Она просыпалась без всякого будильника в строго определенное время. И завтракала, красиво разложив на тарелке кусочки сыра и ветчины, подложив салфетку под чашку с кофе, с накрахмаленной салфеткой на коленях.

И собиралась на работу, одеваясь строго и прилично. И почти не красилась, слегка только, чуть заметно подкрашивала губы, потому что были они у нее какими-то бледными от природы. И ехала на работу двумя видами транспорта, в толчее стараясь никому не причинить неудобства, никого не толкнуть или задеть нечаянно. И на работе – читала лекции, ровным тоном разговаривала со студентами. Отсиживала положенное время на кафедре, находя для себя занятие, – что-то разложить по папкам, классифицировать, привести в порядок. И домой шла по привычному маршруту, заходя в магазин за творожком или куриным филе.