Теперь проблема была опять в том, что негде. Женька жил с мамой, я с родителями. И все как-то не складывалось освободить помещение. Даже если все «шнурки» куда-нибудь сваливали, по каким-то причинам явки проваливались. Мы так и останавливались на целовании, сильном целовании и совсем уже сильном целовании. Далее либо неожиданно возвращались родители, либо в дверь звонила подруга, либо случалось еще какое-нибудь стихийное бедствие. Учитывая тем более не очень частые капитальные отлучки старших товарищей из дома, картина складывалась неприглядная.

Ну и мы, конечно, волновались перед поездкой. Все-таки почти целый месяц вдвоем, первый раз, можно сказать кинутые на произвол судьбы. Дома мы оба, естественно, наврали, что едем с друзьями в большой компании. В эту компанию вошли все известные нам особи мужского и женского пола, чтобы потрафить родителям обоих полов. В моей компании, в частности, якобы присутствовала Машка (уезжавшая в то же время с родителями в Светлогорск), Анька (уезжавшая чуть ранее нас в Болгарию) и Марина (остававшаяся в Москве, но жившая совершенно в другом районе и вообще малознакомая моим родителям). В Женькиной, конечно, находился ближайший друг Илья, а также Андрей и Дима. Координация их перемещений была уже на совести Женьки. Совершенно точно уезжал Илья. Он вместе с нами прибыл на перрон, но только отправился со своими институтскими друзьями не до Сочи, а куда-то в сторону Крыма.

* * *

Эти соседские ходят, целуются. А я пока отслеживаю того одноклассника из другого района. Много все-таки в голове не укладывается зараз. Надо отрабатывать их по одному. Еще хочется списочек иметь и галочки ставить. Так, конечно, гораздо удобнее. Но пока в списочке не все шестьдесят четыре человека, и галочка пока только напротив одной фамилии. Помню, в голове держу! Тут у меня целый подъезд вырубило. А Палыч лежит, не может даже слова сказать или пальцем задать направление, куда тыкать. Так они сутки там без света посидели, но ничего, потом Палыч очухался, опохмелился, и мы пошли чинить. Народ дал нам водки бутылку. Палыч опять ушел в запой. Так что если опять вырубит у них, так они и виноваты сами. Мать говорит, запоминай, куда тыкать, Палыч помрет от перепоя, чтоб сам мог чинить. А мне куда ж столько информации, мать не понимает, что я выстраиваю стратегию, как говорил наш капитан в армии. А Палыч, думаю, протянет еще, крепкий мужик.

В поезде было не до секса и даже не до поцелуев – плацкарт был забит битком. Хорошо еще у нас были две боковые полки. Несмотря на то, что мимо все время ходили люди толпами в туалет, в другие вагоны и еще бог весть куда и бегали ошалевшие от жары дети, у нас все-таки был свой столик и некое свое пространство по вертикали – хочешь лежи на верхней полке, хочешь сиди на нижней.

Всю дорогу мы смеялись собственным глупым шуткам, ели заготовленную обеими мамами заранее в каких-то угрожающих количествах еду и пили. От того, что пили хотелось как-то удовлетворить свои низменные сексуальные потребности еще больше, но приходилось стоически терпеть.

Как раз за год до этого я посмотрела по видео фильм «Эммануэль» и не могла не провести параллель между перелетом главной героини из Парижа к мужу в Таиланд и ее приключением в туалете самолета с одним из попутчиков, а также нашим существованием в плацкарте. Наш туалет явно проигрывал. То есть вообще не выдерживал никакой критики на предмет не только занятий там сексом, но и даже на предмет использования его по прямому назначению.