– Мария Высоцкая? Так я вывела ее вместе со всеми детьми и отдала матери, – противно скрипит вобла в очках, стоит мне войти в класс, и таращит глаза.

– Что-о? Кому? – ору на всю школу. – Вы мою дочь потеряли, бездари?

В груди набирает обороты свирепый тайфун, закручивает внутренности и грозит засосать в свою воронку все вокруг. И первой под удар попадет эта трясущаяся сухая коряга, которая должна была следить за Маруськой.

– Олег… Ген-надьевич, – заикается она, поправляя очки на горбинке переносицы. Ведьма старая. И кому я только ребенка доверил!

– Искать, с-с… кхм-кхм, – приказываю, как собаке, и прокашливаю ругательство.

Училка дергается, будто от удара элекрошокером, вытягивается по струнке, а потом вдруг срывается с места и отлетает к двери. Такое ощущение, что я ее из класса в коридор выкинул с размаха, хотя даже пальцем не тронул. Она же не собирается скрыться с места преступления?

– Куда? – рявкаю зло и, набрав полные легкие воздуха, чтобы были силы материться, шагаю за ней следом.

– Не переживайте, Олег Геннадьевич, – тарахтит она на ходу, мелко перебирая невысокими каблуками по паркету. – Сейчас попросим охранника посмотреть по камерам видеонаблюдения…

– Переживать надо вам, – угрожающе говорю, спрятав руки в карманы.

От греха. Придушу же за дочку – и глазом не моргну. Маруська – самый главный человечек в моей жизни. Девочка моя.

Черт! Черт!

Переведу на домашнее обучение. Из дома не выпущу… Хотя это тоже не дело, ей со сверстниками общаться надо.

Черт!

– А я… уже… п-переживаю, – часто кивает вобла, налегая плечом на дверь одного из кабинетов и нащупывая ручку. Вваливается внутрь. – Вы извините, Олег Геннадьевич, моя ошибка. Мария искренне обрадовалась, что за ней пришла мама, и указала на одну женщину, потом обняла ее. Она была такой убедительной, – оправдывается, но тем самым лишь сильнее раздражает меня.

Казалось бы, я еще в классе достиг точки кипения, но нет... Готов сейчас рвать и метать.

– У нее нет матери! – рычу с гневом и обреченностью. Будь она у Маруськи, такой ситуации никогда бы не случилось. Я один не справляюсь, да и отец из меня вышел хреновый.

– Простите, я пока не всех родителей запомнила, – мямлит училка, толкая охранника. – Андрей Сергеевич, найдите файлы за последний час, будьте добры. Быстро, – добавляет грозным шепотом.

Мужик запускает видео, перематывает его, а я мгновенно цепляюсь взглядом за знакомую розовую курточку.

– Стоп! – Я указываю пальцем в монитор. – Вот она.

Тяжело, шумно дыша и сцепив зубы, я наблюдаю, как моя малышка вприпрыжку подбегает к посторонней женщине, мило общается с ней, как с родной, после чего ныряет в небольшую кучку детей с родителями, теряясь в общей массе. Вот актриса! Обвела всех вокруг пальца. И в кого она такая? Дальше дочка уже одна отдаляется от ворот и направляется в сторону остановки. И все – слепая зона для камер.

Молча вылетаю из кабинета, не попрощавшись. С нерадивой училкой разберусь позже – сейчас для меня важнее догнать дочь.

Будто в тумане, пробираюсь сквозь плотную стену дождя, падаю за руль своей машины и срываюсь с места, как бешеный.

Минута – и я уже подъезжаю к остановке. Замедляюсь, выглядывая заветную нежно-розовую куртку. Из-за ливня видимость ужасная, но мне удается различить очертания.

Маруська сидит на скамейке под навесом. Живая, здоровая. В целости и сохранности. Однако выдохнуть с облегчением не получается. Наоборот, я воспламеняюсь до предела. Разве что пар из ушей не валит, но уже на подходе.

Потому что дочка там… не одна.