– Может, прекратите пялиться на мои… – Я мысленно перебираю все возможные эвфемизмы и проглатываю каждый. – На меня?
– Оцениваю дресс-код, – нахально ухмыляется Олег, пока я краснею от стыда и злости. – Порой это тоже входит в отзыв, так что ничего личного.
– Оценили? Идите ужинать. Вас обслужат.
– Почему не ты? – Он становится боком к зеркалу и теперь без помех смотрит на меня, внимательно изучая мой профиль. – Я тебя хотел.
Его фраза звучит двусмысленно, и я взрываюсь. Со шлепком бросив безрукавку в наполненную раковину, вытираю мокрые руки о нижний край блузки – и поворачиваюсь к Высоцкому.
– Как видите, я немного не в кондиции.
Разведя руками, предстаю перед ним во всей красе. Поздно осознаю, что выше пояса я практически голая. Холодный шелк натянулся и облепил тело, как вторая кожа, выгодно подчеркнув грудь, которая предательски топорщится.
Что ж, сейчас меня за мальчика сложно принять, но это отнюдь не радует. Особенно когда Олег вдруг расстегивает пуговицу своего пиджака – и рывком снимает его с себя.
Говорят, худшая реакция в экстренной ситуации – это впасть в ступор. Как назло, именно так я и поступаю. Ничего поделать с собой не могу.
Не шелохнувшись, стою и наблюдаю, как этот шкаф под два метра ростом приближается вплотную ко мне. Заводит лапы мне за спину. Мало того что раздевается, так еще и обниматься лезет!
– Вы… в себе? – спрашиваю самое глупое, что только можно придумать в нашей ситуации.
Смотрю на него исподлобья, медленно запрокидываю голову до боли в шее, чтобы встретиться со своим страхом глаза в глаза. Вот только на него никакие психологические приемы не действуют.
Молчит. Окутывает меня тяжелым пьяным взглядом, будто сам не понимает, что происходит. Обдает лоб жарким дыханием, наклоняется к моему лицу.
– Я ведь стукну, – угрожаю растерянно, но звучит неубедительно. Я как мелкий рыжий таракан рядом с ним. Придавит тапком – и не заметит.
Помрачнев, Высоцкий накидывает на мои напряженные плечи пиджак, в котором я утопаю, как в пальто, и грубо запахивает его на груди. Прячет меня практически полностью, а заодно метит своим ароматом.
– А, спасибо, – бубню смущенно.
Его красноречие куда-то улетучивается, от надменности и язвительности не остается и следа. Коротко кивнув и не обронив больше ни слова, он отворачивается от меня и быстро уходит, громко хлопнув дверью.
– Странный, – я пожимаю плечами, кутаясь в огромный пиджак, пропитанный теплом его тела.
Остаток вечера я провожу в подсобке, пока Мегера окучивает Высоцкого. Время от времени ко мне заглядывает Илья, передавая скупые «новости с фронта», а под конец моего затворничества Рафаэль тайком приносит мне нехитрый ужин с моим любимым греческим салатом. Не рискую спрашивать повара о критике. Судя по его смурому выражению лица и крикам, раздающимся на кухне, дело дрянь.
– Где эта пигалица?
Дверь в подсобку резко распахивается – и в проеме материализуется взбешенная управляющая. Точно вышедшая на пенсию Круэлла, у которой талончик в поликлинику украли. От злости она постарела на десяток лет и сморщилась, как забытый в ящике шампиньон. Даже декольте уже не спасает.
– Высоцкий пообещал разгромить наш ресторан. И все из-за тебя! – истерично вопит она с порога. – Уж не знаю, что ты там ему наплела и как хвостом крутила, но он… – запинается, глазки бегают, и жует губы, чтобы потом выплюнуть: – Он жутко недоволен тобой. Да-да! – Кивает сама себе. – Ты уволена, Александра. Вместе с Рафаэлем. Получите от меня худшие рекомендации, чтобы ни в одно приличное заведение вас не приняли.