— Спасибо, я неплохо отдохнула и с новыми силами готова приступить к лечению вашего сына.
Мужчина сам принял у меня плащ и сумку. Я недоумевала, зачем хозяин дома уделяет столько драгоценного времени наемнику. Но недоумевать по поводу действий нира Солодара у меня вошло уже в привычку.
— Прекрасное платье, — заметил он, чем окончательно меня смутил.
На мне сидел длинный темно-синий практичный наряд, прекрасным который можно назвать с очень большой натяжкой.
— То же самое, что и с утра, — пожала плечами.
— Только вот украшение новое, — загадочно поднял он бровь.
— Что? — не поняла я. — Какое украшение?
На мне не было абсолютно ничего. Все ценное, что имела моя семья, пришлось продать ради обучения. Поэтому к драгоценностям я относилась как к ненужному и неуместному расточительству. Глубокая детская травма сопровождала меня и по сей день. Даже если у меня есть немного лишних денег, я никогда не потрачу их зря, не куплю украшение или косметику.
— Вы принесли на себе легкое, но действенное заклятие, неужели не чувствуете? — издевательски спросил он. — Кто же это так с вами поступил некрасиво?
Я проигнорировала последний вопрос, потому как точно знала, кто это был.
— Что за заклятие? — смущенно пробормотала.
— Заклятие «неудержимой правды», очень интересное. Не хотите предположить, где могли его подцепить?
И вдруг я вновь почувствовала нестерпимое желание все рассказать. На этот раз мне хотелось поделиться встречей с Вилором, рассказать про ненависть мужчины. Но я молчала. Снова пришлось взять всю силу воли в кулак.
А профессор в то время продолжал:
— Я вижу, вам есть что рассказать, не стесняйтесь.
И я понимала, что еще немного — и меня прорвет, я поведаю ему все о том, что искала и что нашла, о том, что брат его жены спит и видит, чтобы поквитаться с ним, считая виновным в исчезновении своей сестры. Хотела сказать, что не доверяю ему. Но крепко сжала руки в кулаки. Ногти вонзились в ладонь, и боль отвлекла от странных ощущений.
— Вы можете его снять? — с трудом смогла проговорить нужные слова. Меня будто все время пытались перебить, отвлечь.
Профессор молчал. Он разглядывал меня со смесью удивления, одобрения и разочарования. Он намеренно тянул время, надеялся, что я начну говорить, но я лишь сильнее впилась ногтями на ладонь.
— Однако, — скорее себе, чем мне, задумчиво пробормотал хозяин поместья. — Думаю, что вам не стоит больше одной ходить в город. Вы каждый раз приезжаете с новым заклинанием на себе.
Я хотела возмутиться, но побоялась начать говорить. Мужчина провел рукой над моей головой, затем щелкнул пальцем, и я почувствовала облегчение.
— Что вы имеете в виду? На мне уже не первый раз висит какое-то заклинание?
— На вас была привязка, когда вы только вошли в мой дом. Она висела уже давно и порядком успела срастись с вами, поэтому я сначала к ней присмотрелся и только потом снял, когда вы пришли ко мне после сцены с невестой Кристофа, — пояснил мужчина.
— Вы видите магию? — я удивилась.
Эта особая способность, которая присуща лишь очень малому проценту магов.
— Видим. Это наша семейная особенность, — улыбнулся он. — Но, нира, кто же вас так не любит, что постоянно пытается воздействовать такими топорными способами? Заклинания старые, скорее кратковременные, а вот закрепитель хорош: новый, современный и очень действенный. Кто же такой сварит? — задумчиво спросил профессор.
— Я, — ляпнула, а затем прикрыла рот рукой.
Зачем я это сказала? Этот закрепитель получился совершенно случайно, когда я пыталась сварить мазь, которая помогала бы выращивать кожу. Оказалось, что ей нужна хорошая фиксация. А потом мое творение увидел Вилор и предложить его модифицировать. Он рассказывал мне, как это поможет людям, если нужные и полезные заклинания можно будет закрепить на долгое время. Но только он забыл уточнить, что собирается экспериментировать на мне. Получается, что гордиться-то мне особо нечем. Разве только тем, как я воспользовалась своей магией в этом закрепителе. Он разрушает темные заклинания. Об этом я умолчала, да и сама не уверена в том, что он разрушает все. Нужно было исследовать его, только Вилор заговорил меня и уверил, что как-нибудь потом мы покажем изобретение миру, а пока оно будет храниться у него, и первые эксперименты он проведет самостоятельно, чтобы потом не опозориться перед высшим обществом.