— Я помню вкус твоей кожи, Стефи, — хрипит Ромка, а я вздрагиваю от прикосновений горячего языка между лопаток, — да, сладкая карамелька… это я запомнил.

Горячие руки в масле легко скользнули на поясницу, обеими ладонями нажимая так, что мой зад приподнялся, и Ромео тут же нырнул руками под полотенце, сжимая, будто примеряя к своим ладоням, пробираясь пальцами ниже, так хрипло посмеиваясь над моими попытками сводить ноги, сжимая в попытке скрыться от его наглых рук. И схватить ведь его не могу. Точнее, могу, но за то место, где ему понравится.

Ценника эротического массажа в прейскуранте не было, но этот гад точно напросится на чаевые! И отзыв. И пощечину. И… о, боже мой! Я с трудом сдерживаю стон и вздрагиваю от резкого короткого шлепка по промежности. По телу молниеносно проносится адски жаркий спазм, закручивая на своем пути тугие жгуты желания. Твою ж… дьявол! Он чертов змей-искуситель с питоном в трусах!

Как же жарко, дыхание сбивается, и я кусаю губы, чтобы не сказать это «еще хоть слово». Рома сдвигает руки на бедра, легкими круговыми движениями спускается к икрам и обратно возвращается уже по внутренней стороне, все ближе подкрадываясь к краю полотенца.

Пальцы Ромео уже подбираются к промежности, и моя попытка сдвинуть ноги приводит к тому, что он их раздвигает бесстыдно широко и до дрожи хрипло рычит мне:

— Не смей, Стефи, поняла?

— Да, Сатана! — стараюсь зло фыркнуть я, но только беспомощно барахтаюсь под прессом его руки, прижимающей меня к столу за поясницу.

Я пытаюсь не произносить ни звука, утыкаясь губами в мягкую обивку стола, но все равно не сдерживаюсь, когда его пальцы ласково скользят по складкам, собирая влагу и размазывая ее. Это просто сумашедший ураган до чёртиков в глазах, я никогда так не хотела мужчину, но меня никто так и не мучил никогда.

А в следующую секунду я все-таки вскрикнула в шоке от слетевшего с меня полотенца в полете. Как он так быстро перевернул меня на спину, попутно еще и шлепнув по заду, я даже не успела понять и тут же попала в плен его глаз.

Я перед ним совершенно обнаженная, беззащитная, а он смотрит мне в глаза, и я очень надеюсь, что в полумраке не видит моих пунцовых щек. Лучше бы он оставил меня валяться моськой вниз, тогда я бы не видела этого пожара в его глазах, потемневших, практически черных, в которых отражалось пламя свечи.

Опуская взгляд, он скользнул по груди с предательски торчащими сосками — точно не от холода, — и продолжил путешествие по коже своими грубоватыми руками, исследуя каждый миллиметр, который горел и плавился быстрее воска свечи. А гад — трезвый — гораздо терпеливее меня, совсем не тот парниша, выпрыгивающий из штанов в коридоре отеля.

— Красивая… сучка! — сверкнул глазами Ромео, кажется, это не комплимент, а просто его наблюдения.

Кружа ладонью по животу, он склонился к груди, добавляя к массажу губы и язык, что-то прошипел, простонав и прикусив грудь, резко опустил руку, поглаживая лобок, задержался, едва касаясь пальцами влажных складок, снова поймал мой взгляд.

— Все остальное только после свадьбы, Стефи, да? — прохрипел мне в губы Ромео.

Он сопротивлялся сам себе. Порывисто выдыхая, касаясь своими губами моих и продолжая поглаживать пульсирующую точку, подушечкой пальца кружа по набухшей горошине. Заставляя меня дрожать всем телом, сжимая пальцы на ногах. И я не выношу этих пыток, выгибаясь навстречу его умелым ласкам, подставляя губы для его крышесносного поцелуя.

— Пока я не узнаю, зачем ты это сделала, ты моя! — видимо, прокрутил в голове сам себе что-то в голове и решил Ромео и наконец прижался к моим губам, агрессивно и быстро толкаясь языком, словно не целуя, а наказывая меня.