– Абсолютно, – подтвердил Ибрагимов, маячивший у него за спиной.

– Так что расходимся, расходимся… и больше не сходимся…

Дима не становился в стойку, он даже не доставал рук из карманов брюк, так и шёл по проходу, будто лениво прогуливаясь по улице, но взгляд разил куда сильнее кулаков. Его демонические глазюки были прищурены и отражали решимость крушить и ломать всех и всё, что встанет на пути. Ещё один стул с грохотом полетел на пол от его пинка, и возникла абсолютная уверенность, что от следующего пинка полетит уже совсем не стул.

Честно скажу, я прониклась. Зажавшие меня ребята, судя по всему, тоже. Потому что они тут же попятились, приговаривая «Да мы ничо, уже уходим», и, схватив сумки, стали пробираться к выходу, стараясь обойти Зарецкого и оказаться от него как можно дальше. Когда за ними закрылась дверь, а в коридоре послышался топот убегающих ног, Ибрагимов глянул на Димку, потом на меня и тоже вышел, оставив нас наедине.

Вот и настал момент истины! Или не настал? Я дрожащими руками закрыла журнал и спрятала ручку в пенал, стараясь не смотреть на бывшего воспитанника. Сердце в груди колотилось так, что я опасалась, не слышит ли его этот подросток, который сейчас явно был на взводе и сдерживался только усилием воли. Не знаю, отчего во мне так неистово бурлила кровь: то ли это так называемый «отходняк» после испытанного стресса, то ли реакция на этого парня, от которого исходит убийственная аура.

Я не знала, чего от него ожидать, но открыла было рот, чтоб хотя бы поблагодарить, но услышала Димкин устало-обречённый голос:

– А кое-что совсем не меняется… Что же вас ни на секунду без присмотра оставить нельзя?! Что раньше, что теперь.

Честно говоря, я понятия не имела, что ответить на его слова. Это был чуть ли не первый раз со времени моего возвращения, когда Зарецкий заговорил со мной по собственной инициативе. И не просто заговорил, он меня… практически отчитывал?! Будто имел на это право, будто… Угу, будто был тем, кто уже не единожды приходил мне на помощь, в том числе и в ущерб себе.

– Спасибо, что пришёл, – пробормотала искренне, потому что действительно была очень рада его появлению. Да и не знала я, что ещё сказать. Сейчас нам бы поговорить по душам и всё выяснить, прояснить все моменты и простить старые обиды, но он явно не настроен на конструктивный разговор, слишком взбудоражен.

– Я теперь всегда буду за вами заходить после уроков и провожать. Все знают, что вы у нас няней работаете, поэтому никто ничего не скажет. И по вечерам, когда домой едете, тоже буду провожать до остановки. Отказ не принимается! – заявил безапелляционно. В данный момент он не предлагал свою помощь, а просто ставил перед фактом.

Сказал, поднял опрокинутые стулья и вышел в коридор, а когда я, взяв сумку и журнал, вышла следом, он ждал, оседлав подоконник. Рустама поблизости не было.

– Я ещё немного в учительской поработаю, диплом сейчас пишу, – зачем-то сообщила ему. Идти за Тимкой было пока рано, поэтому я решила эти полтора часа провести с пользой.

– Я буду ждать, – ответил Дима твёрдо и направился вслед за мной.

Спустившись на первый этаж, занесла журнал в учительскую, потом перекусила в столовой (Зарецкий ел за соседним столом) и вернулась в учительскую. Достав планшет (к третьему курсу я смогла скопить денег на такую «роскошь», которая на самом деле была жизненно необходима среднестатистическому студенту и как читалка для электронных книг, и как мобильная замена стационарному компьютеру для набора текстовых документов), я прочитала две главы монографии и внесла в диплом ещё несколько пунктов.