— Пора ехать, — напомнила Дине, вернувшись уже из своих покоев.

Она тоже приоделась соответствующе, но более ярко: зелёное, цвета молодой травы, платье и красное, чуть приглушенного оттенка — сверху.

Я моргнула и отвернулась от зеркала. Вместе мы спустились во двор. Там нас уже ждала карета со знакомыми вензелями на дверцах. Сегодня я пригляделась лучше — и заметила, что они и правда составляли что-то вроде герба. Меч, направленный остриём вниз, делил поле на две части: в одной виделись очертания Волнпика, в другой — фигура то ли льва, то ли животного, очень на него похожего.

— Вы никогда не видели герб ван Бергов? — так едко, что, показалось, на коже останется химический ожог, спросил Маттейс у меня над ухом.

— Не слишком интересуюсь геральдикой, — я пожала плечом и запахнула ворот плаща сильнее.

Может, конечно, Паулине на самом деле слыла знатоком подобных тонкостей, но врать насчёт собственных познаний мне вовсе не хотелось.

— Девице это простительно, конечно, — йонкер усмехнулся, и его дыхание легко скользнуло по шее. — Но не аарди древнего рода. Думаю, вы лукавите. Но всё же рекомендую освежить знания о гербе той фамилии, в которую вам предстоит войти.

Я тут же уцепилась за эту возможность.

— Если бы я знала, где в этом огромном доме находится библиотека, я с удовольствием это сделала бы, — моя смиренная улыбка, похоже, нагнала на Маттейса некоторое смятение.

— Дине всё вам покажет. Как вернёмся.

Он предложил мне руку, и я вложила в неё свою, будто в гнездо со змеями сунула. Йонкер повёл меня к экипажу, но пронзительно скрипнула парадная дверь, и во двор вдруг вышел Хилберт: страшно помятый и серый, будто всю ночь не спал. Судя по одежде, достаточно простой и лёгкой, ехать с нами он не собирался. Видно, после недавнего приступа ему до сих пор было нехорошо. Его воспалённый взгляд вцепился в моё лицо, я кивнула ему, приветствуя: в горле мигом пересохло. Но он ничем не ответил, хоть и продолжил смотреть неотрывно, как будто очень крепко о чём-то задумался. Всё казалось, что скажет что-нибудь, но он молчал.

И до того не по себе стало от его пристального, тяжёлого внимания, что даже платье к мгновенно вспотевшей спине прилипло. Могла бы побежать — скрылась бы в карете гораздо скорее. Но пришлось степенно идти с Маттейсом эти несколько шагов, которые показались мне прыжками через реки кипящей лавы. А Хилберт всё смотрел, и взгляд его будто мне в подкорку ввинчивался. Примерно то же ощущение одолевало меня, когда по требованию Алдрика я коснулась его тогда, чтобы успокоить — будто он вонзился в меня ножом.

Дине уже ждала внутри экипажа. Я села рядом с ней, с удовольствием высвободившись из хватки Маттейса. Лакей захлопнул дверцу — карета тронулась — и теперь только предвкушать осталось дивный, полный неземных удовольствий путь вниз, в долину, по той же витиеватой дороге.

За то время, что мы ехали до Ривервота, глядя в окно, за которым текли, как медленная река, неизменные тучи, я успела не раз вспомнить дом, где всё было привычным и светлым. Таким нереально светлым по сравнению с этим миром, что казалось раем. И вернуться туда захотелось ещё сильнее, хотя куда уж больше. Маттейс всю дорогу молчал, пристально на меня посматривая, и я старалась не встречаться с ним взглядом. Дине же, напротив, была милостиво говорлива и рассказала мне много полезного о столице Южного антрекена — Ривервоте, где давным-давно стоит резиденция анреманна. И о самом Феддрике ван Стине, который в определённых кругах славился весьма либеральными взглядами, хоть открыто о том не говорили. Бывали времена, когда по юности он выступал против власти Саллийской короны над антрекеном. И даже участвовал в коротких восстаниях и стычках с гвардией короля. Но после, кажется, образумился. Впрочем, многие подозревали, что он просто затих.