Натали слушала, затаив дыхание. Она действительно ощутила аромат утренней свежести.

— Затем… лёгкий поворот головы — и ты ловишь другое, — он указал пальцем на более короткую цепочку символов. — Где-то позади, за спиной — сад. Жасмин. Не томный, не зрелый, а молодой, застенчивый, будто он только что раскрыл первый бутон. А ещё пион. Сладковатый, припудренный, легкомысленный, напоминающий об обещаниях, данных самой себе, которые не обязательно выполнять…

Натали хотела возразить, что все обещания нужно выполнять. Но аромат, который навеяли слова Поля, был таким упоительным, что не хотелось спорить.

— А вот основа, база. Белый кедр, — он снова указал на довольно длинную строчку. — Солнце уже высоко. Ты ведь помнишь, как пахнет хвоя в летний полдень? Лёгкая терпкость. Она подчёркивает уверенность, или почти упрямство… Но древесина кедра — это уже другая нота. Дом. Шаг по скрипучим половицам. Книги в старом шкафу, в который никто, кроме тебя, не заглядывает. Страницы зачитанного до дыр маленького томика стихов.

А он ведь действительно существовал — зачитанный до дыр томик стихов. Остался там, в мансарде, где скрипучие полы и старый книжный шкаф. Целая вереница запахов ожила в памяти.

— Но, знаешь, — продолжил Поль чуть тише, склонившись над листом, будто и сам снова вдыхал написанное, — когда я сложил все эти формулы вместе, я понял, что чего-то не хватает. Всё было правильно, красиво, но… не звучало. Это была не совсем ты. Я перебирал в уме компоненты: мята? морская соль? пряности? Даже мускус пробовал — можешь себе представить? Ты и мускус?! Это уже была агония.

Он тихо рассмеялся. Кажется, сам над собой.

— А потом… — он замолчал на пару ударов сердца и ткнул пальцем в самую длинную строчку символов, — потом вдруг понял. Мне нужна была гроза.

— Гроза? — удивилась Натали.

— Не любая, — уточнил Поль, улыбнувшись. — Речь о ночной. Вернее, предрассветной. Знаешь, гроза на рассвете пахнет совсем иначе, чем днём или вечером. Днём — это шум, пыль и озон. Вечером — это страх и нетерпение. А вот ночью… если ты проснулась, а за окном небо вспыхивает молниями, и ветер хлещет по окнам, а ты под одеялом, затаив дыхание — это совсем другое.

Он говорил медленно, его шёпот был почти невесом.

— И вот: гроза ушла. Всё стихло. Ты выходишь на балкон в одной тонкой сорочке. Небо всё ещё темнеет, но где-то на горизонте уже розовеет утро. Влажный воздух ещё дрожит от грома, но сколько в нём непостижимой гармонии. Он впитал в себя все тайны ночи — мокрую листву, остывшие камни, капли на лепестках цветов, не распустившихся до конца. Его запах — это дыхание усмирённых стихий. Ничего больше не имеет значения. Просто живи. Просто дыши. Просто наслаждайся моментом…

Он замолчал. Несколько мгновений царила странная тишина, как будто и правда только что отгремела гроза и комната была наполнена всеми теми волшебными ароматами, которые описал Поль. Натали нравилась эта тишина. Нравилось неровное дыхание Поля за спиной, которое легонько касалось её волос. Нравилось настолько, что она испугалась. Ей нужно было срочно нарушить эту тишину. Она развернулась к нему лицом и спросила:

— Как будет называться этот аромат?

— Я решил назвать его: “Тсс… это она”, — он приложил палец к губам. — В этом названии целая история. Кто-то ждёт её, затаив дыхание. Она ещё не вошла, но её аромат уже здесь. И он с предвкушением закрывает глаза, догадавшись, что это она.

Натали снова ощутила что-то такое, чего вовсе не хотела чувствовать. Слишком волнующее. Слишком щемящее. Ей снова нужно было что-то сказать.