- Юра, - позвала я, и он выполз из-за холодильника, больше похожий на побитую собаку, чем на взрослого, уверенного в себе мужчину.
Уверенного в себе, и в своих чувствах.
- Твоя мама считает, что я тебя в чем-то обманула, - сказала я спокойно, но в груди стало холодно, и сердце сжалось, будто его сдавили ледяной рукой. – А ты что считаешь?
- Алин… - промычал он после недолгого молчания, - я, правда, не знаю…
И замолчал.
Я на секунду прикрыла глаза, собираясь с мыслями и с силами, а потом спросила:
- Не знаешь, жениться ли на мне? Вчера ты не возражал против этого, а сегодня что-то изменилось?
- Алин… - опять замычал он.
- До свидания, - отчеканила из зала Вера Ивановна.
- Прощайте, - сказала я, глядя на Юрку, а потом круто развернулась и пошла к выходу, по пути сорвав с вешалки плащ.
- Алина!.. – крикнул Юрка мне вслед, но не сделал ни шага, чтобы догнать и удержать меня.
Значит, я всё поняла правильно. И эта свадьба в самом деле была бы ошибкой. Я думала, что встретила человека, который полюбил и принял меня такой, какая я есть, а получилось… Получилось, что я встретила не того человека. Хорошо, что все иллюзии рассеялись до, а не после. Хорошо…
Но было мне совсем не хорошо.
Слёзы подкатили к горлу, губы затряслись, и я поняла, что ещё полминуты – и я позорно разревусь перед предателем Юркой, перед злорадствующей Верой Ивановной… Как странно – не чувствовать физической боли, зато испытать такую душевную боль. Вроде бы всё ясно, ничего не изменишь, и уйти – единственно правильно решение, а в груди всё дрожит и сжимается. Наверное, такую боль испытывают, когда ударяют ножом и прокручивают, чтобы помучить посильнее.
Сунув ноги в туфли, я дёрнула двери и шагнула за порог, уже ничего не видя из-за хлынувших слёз.
Пусть так, всё к лучшему… Я зажмурилась, пытаясь удержать рыдания… Не надо никому видеть моё разочарование, мою боль…
Позади что-то лепетал Юрка, а Вера Ивановна удовлетворённо ответила:
- Пусть катится!
Дверь за мной захлопнулась, щелкнул автоматический замок, и я… покатилась. Покатилась в буквальном смысле слова, как пожелала мне несостоявшаяся свекровь – что-то подвернулось под ноги, я споткнулась, не удержалась на ногах и упала.
Я ударилась коленом, привычно не почувствовала боли, и успела подумать, что надо поехать в травмпункт, проверить – нет ли перелома, как вдруг надо мной прозвучал незнакомый женский голос:
- Вот и получилось, а ты не верил. Смотри, вот она - моя тень. Как живая!
Женщина говорила не по-русски, но я её прекрасно понимала. И в то же время не понимала, что это за язык – не французский, тем более не английский… Итальянского я не знаю…
- Что же ты наделала, Алинора, - прозвучал мужской голос – низкий, хрипловатый.
Мужчина говорил на том же незнакомом языке, который я прекрасно понимала, и говорил с сожалением.
- Всё идёт по плану, - уверенно отозвалась женщина, а потом приказала: - Вставай, тень, и подчинись своей хозяйке.
Кто-то взял меня за плечо и встряхнул – резко, требовательно.
Я открыла глаза и вздрогнула, потому что находилась совсем не в парадной Юркиного дома, а в каком-то другом месте. Вместо огромных витражных окон было крохотное окно под потолком, закрытое решеткой. Вместо светлых стен были каменные стены – влажно поблескивающие, освещённые только огнём факела, воткнутого в металлическое кольцо, вкрученное в каменную кладку.
Передо мной стояла женщина в длинном тёмном платье, она-то и трясла меня за плечо. Рядом с ней стоял мужчина – седой, в черном балахоне и смешной плоской шапочке, похожей на толстый блин с длинной кисточкой, в которой перемежались черные и серебряные нити.