Дом Константина находился на окраине города, и когда мы выехали на улицу, я с жадностью всматривалась в дома и различные постройки. В основном, это были деревянные одноэтажные здания, никакого асфальта естественно, обычная грунтовая дорога, на которой тряслась бричка. Дожди не проливались несколько дней — из-под колёс летела пыль. Иногда приходилось прикрывать платком нос, когда навстречу мчался какой-нибудь экипаж, и пыльный шлейф от него достигал до нас. Скудные посадки деревьев и кустов никак не спасали широкие грязные улицы.

Каменные строения появились только ближе к крепости, и я заметила колокольню Воскресенского собора и башенку лютеранской кирхи, которые находились за крепостной стеной. Сердце замирало от того, какой вид города предстал передо мной. Это надо же! Макет крепости, который я когда-то видела в краеведческом музее, словно ожил. И я собственными глазами смотрела на Омск того времени.

Проезжая по ветхому деревянному мосту через узкую Омь, меня охватило волнение. В памяти всплыли картины из моего мира, где на этом же месте стоял новый широкий мост из железа и бетона, по которому ехать было в разы надёжнее.

Оказавшись на левом берегу, я с замиранием сердца разглядывала Ильинскую церковь, которой в моём мире уже не существовало, её разрушила советская власть. От красивого здания, с белёными стенами и зелёными куполами, веяло умиротворением и благодатью.

Екатерина Николаевна перекрестилась, когда бричка поравнялась с церковью, и я тоже быстро осенила себя крестом, склонив голову. Помнится моя прабабушка всегда так делала, если рядом оказывался храм или церковь.

Дом, в котором мне предстояло жить, находился почти на окраине Казачьего форштадта. Большое деревянное одноэтажное здание, почерневшее от времени, выглядело как последние пристанище для городской бедноты. Внутри было не лучше: тёмные стены, пахло сыростью и варёной картошкой. Наша квартира оказалась в самом конце коридора. Две небольшие комнаты, маленькая кухня с печкой и закуток, отгороженный ширмой, где стоял рукомойник и ведро с крышкой вместо туалета. Мылись Паташевы в общественной бане раз в неделю. Любопытство узнать на собственной шкуре услуги городской бани не возникло.

В гостиной стояли два кресла, диван, требующие замены обивки, большой круглый стол и стеллаж с книгами. Небольшое окно выходило на север и пропускало мало света, в комнате с белёными стенами было сумрачно даже в солнечную погоду.

— Вот здесь мы и жили с Соней последние полгода, — тяжело вздохнула Екатерина Николаевна, окинув взглядом комнату. — Спасибо графу Зотову, что оплатил наш долг перед хозяином. Хоть какая-то передышка будет. Надеюсь, в следующем месяце мы найдём средства чтобы оплатить аренду. Не знаю, с чего вдруг он проявил благородство?

— Я знаю, — нервно сцепила я пальцы. — Константин Александрович сделал мне предложение, то есть вашей дочери.

— Что?! — ахнула женщина, опустившись на диван. — Он позвал тебя замуж?

— Да.

Я в подробностях рассказала о том, какие условия предложил граф и что требовалось от меня. Когда я озвучила про возвращение поместья Паташевых, Екатерина замерла, прикрыв рот ладошкой, и в её глазах застыли слёзы.

— Послезавтра я должна дать ответ графу, — сердце сжалось от волнения. — Я понимаю, что этот брак спасёт нас обеих от нищеты и позора, но решила сначала спросить у вас. Как вы отнесётесь к тому, если я выйду замуж вместо Софьи? Это очень ответственный шаг для меня — ведь я решаю судьбу вашей дочери.

— София, ты думаешь, что сможешь вернуться в своё время? А если не получится? — вздохнула женщина. — Скажу тебе точно, моя дочь приняла бы предложение графа Зотова. Она очень любила наше поместье и скучала по нему. Когда она собиралась замуж за Андрея, то грезила о том, чтобы вернуться в Дивное.