Остаток дня я провожу с Тимой, но никак не могу унять тревогу. Она разрастается внутри комом, давит на сердце и от этого чувства неприятно сосет под ложечкой. Демид не берет трубку ни до ужина, ни после. Даже в девять вечера, когда я укладываю сына спать, его нет.

- А папа де? – слегка коверкая слова, спрашивает Тимур, ворочаясь в кровати.

- Папа еще на работе. Спи, мой хороший.

Слегка взъерошиваю ладонью короткие темные волосы Тимура и улыбаюсь через силу, а у самой сердце переворачивается. Татьяна Сергеевна сказала, что позвонила Демиду, чтобы проверить, наверное, действительно ли я не хочу у него ребенка украсть. Просто перестраховывалась, чтобы участником преступления не стать, это можно понять. Но если Рокотов даже за пределами комнаты телефон оставлял, чтобы поговорить, то этот разговор точно прослушали люди Клима. Тогда неудивительно, что он так быстро обо всем узнал.

С другой стороны, Демид и сам может быть замешан в этом… Да и Татьяна Сергеевна вполне способна врать. Откуда мне знать, что не Корнеев ее заставил ко мне подмазаться, раз ни у кого из прислуги не получилось?

Никому нельзя верить, но… так хочется. Рассказать бы хоть кому-то, что я сегодня пережила, как едва не поседела, когда позвонил Клим. Да и когда мы встретились, он ничего приятного не сказал. Одно дело, если угрожают тебе – это еще не конец света. Это не так страшно, как в случае, когда угрожают твоему маленькому ребенку… И при этом никто не может помочь, никто.

Я укладываюсь рядом с мирно сопящим сыном и крепко обнимаю его. Стараюсь держаться, но слезы сами собой катятся по лицу. Плачу беззвучно, чтобы не разбудить Тимура, пока сил не остается совсем и глаза не закрываются сами собой.

Я просто хочу, чтобы все это закончилось. Просто хочу, чтобы в этом аду наступил хоть какой-нибудь просвет.

9. Глава 8

Лютый

Рабочий день с утра и до позднего вечера – это то, что для Лютого было непривычно больше всего. Он и без строгого графика всегда работал много, но никогда еще не приходилось видеться с таким огромным количеством людей всего за какой-то день. Так что к ночи любой бы чувствовал себя вымотанным. Хоть для Леси Лютый и нашел хорошую няню, все равно грызла вина. Сначала за то, что опасности ее подвергал, теперь за то, что видеться приходилось редко. Уходил он, когда дочка еще не проснулась, а возвращался, когда она уже крепко спала.

Лютый откидывается на спинку кресла и переводит взгляд на часы на правой руке. Уже далеко за девять вечера, но домой пока рано. Сначала нужно встретиться кое с кем. Он наливает в стакан виски и неторопливо пригубляет. Расслабленно закрывает глаза и знакомый образ сам собой всплывает в памяти.

Она изменилась… всего ничего прошло, а такое ощущение, что от той девчонки не осталось и следа. Волосы непривычного светлого оттенка, острые скулы, какая-то необъяснимая женская грация. Только глаза остались все те же – большие и до черта печальные. И честные, твою мать, просто кристально честные! Надо же, пару лет назад она вот так же невинно хлопала глазками перед ним и пела о том, как сильно полюбила Лесю. А что в итоге? А в итоге она исчезла. Бросила прямо в раскуроченной машине, и плевать хотела на все.

Лютый ухмыляется и опрокидывает в себя остатки отвратительно горчащего виски. Да черт бы с ней! Что он, бабу себе найти не способен? Любую помани, сама прибежит. Та же вон дочка губернатора – фигуристая, смазливая, в постели хороша. К Лесе, конечно, не особо расположена, но и не строит из себя святую.

- Лютый… - вырывает из мыслей знакомый голос.