Из других авто тут же выскочили придворные и телохранители короля — худые и надменные, с непроницаемыми лицами, в меховых одеждах. Как ни странно, но они не пытались скинуть с себя верхние шубы и накидки, словно их тела настолько пропитались эйшелльскими морозами, что и сами превратились в льдины.

Королева осталась в Эйшеллии — не доверила новорожденных сыновей нянькам. Не сопровождал отца и Керт, наследник престола. Да и сам Адалард вел себя и выглядел так, будто не рад празднеству. Его хмурый и сосредоточенный взгляд, напряженная походка позволяли сделать вывод, что короля одолевают безрадостные думы, и он готов в любую секунду оставить шумный двор соседа и вернуться в свое заледеневшее государство.

Напрасно Розалинда приказывала себе отвести взгляд от эйшелльцев, прибывших на празднество с большим опозданием. Потомки великих некромагов редко покидали владения и были, пожалуй, существами не менее мифическими, чем тигры Спруса.

Опасаясь быть замеченной, леди Лавуан отбежала к самой дальней колонне и скрылась за ней. Пока эйшелльцы поднимались по ступеням и входили в замок, она отсчитывала удары собственного сердца. Поговаривали, будто жители ледяных гор и пустынь способны одним взглядом заставить живое существо превратиться в металл. Розалинда понимала, что, скорее всего, это тоже выдумки, но не могла преодолеть суеверный страх.

Когда король Эйшеллии со свитой скрылся в недрах Рошена, леди Лавуан облегченно вздохнула. Обвела взглядом поляну перед замком и, к собственному облегчению, заметила мать. Аделина стояла недалеко от главной башни и тревожно заглядывала во все окна. Она переживала за дочь и нервно теребила в руках привязанный к поясу кошель.

— Матушка!.. — выкрикнула Розалинда и побежала к ней. — Как хорошо, что ты здесь.

Аделина крепко прижала к себе дочь, а после обняла ладонями ее лицо и заглянула в глаза. Прочла в них столько, что сама едва не разразилась слезами.

— Он обидел тебя, дитя мое?.. — голос баронессы дрожал.

— Нет, матушка, — Розалинда замотала головой. — Это я чуть было не обидела себя и не польстилась на сладкие речи и пустые обещания.

Боль дочери передалась и Аделине. Баронесса почувствовала себя виноватой и немедля заявила об этом:

— Мне нужно было внять своим предчувствиям и не отпускать тебя с ним, — пробормотала она, уткнувшись в кудри дочери.

Прическа Розалинды не выдержала стремительного бега хозяйки, шпильки выпали, и непокорные темные локоны вырвались на свободу, укрыв шелковым покрывалом хрупкие плечи.

Аделина всегда славилась своим умом и дальновидностью, но сделав ставку на молодого короля Шилдании, она подставила под удар свою совсем еще юную и неопытную дочь. Баронессе хотелось немедленно узнать, какое зло причинил Эйден Розалинде. Узнать и попытаться исправить ситуацию.

— Что же стряслось, что ты так горько плачешь, деточка? — вопросила Аделина. — Он был груб с тобой? Оскорбил или унизил?

— Нет, все не так, как ты думаешь, — запротестовала Розалинда. — Он не притронулся ко мне физически.

Баронесса Лавуан внимательно посмотрела на дочь, стиснула ее ладони в своих.

— Объясни мне, милая, — попросила она. — Пока твои ответы только пугают.

— Не сейчас матушка, не сейчас… — Розалинда отвела взгляд. Ей было слишком больно вспоминать о произошедшем. — Пожалуйста, уедем отсюда. У меня совершенно нет сил.

— Хорошо, — согласилась Аделина, — мы покинем двор. Вот только дождемся леди Шарлон, она все еще в замке. Король Адриан попросил ее задержаться.

Мать и дочь присели на одну из многочисленных скамеек, затерянных среди прекрасного сада, и ночь бережно укрыла их прохладным покрывалом.