Но из маленького мутного зеркала над рукомойником на меня смотрела все та же Фиона с неровной кожей, щелью меж передних зубов и волосами, напоминающими воронье гнездо.

С этими угольно-черными, жесткими, как проволока, волосами, не могла справиться ни одна расческа.

В этой обстановке и в этом наряде среди остальных я смотрелась попросту нелепо, даже комично.

– Может, у тебя есть запасная шаль? – спросила я, поежившись.

Холод, уже кажется, пробрался в каждую мою косточку.

– Нет уж, не пристало баронессе ходить в простолюдинских обносках, – прошипела Чичи, и плотнее запахнула на груди свой теплый платок.

Плюнув на все, я решила использовать в качестве накидки свое одеяло, но Липа Шиппи налетела на меня коршуном и заставила оставить его в общежитии.

Раннее осеннее утро было таким промозглым и холодным, что меня в моем открытом «баронском» платье судорогой сводило.

Подойник, который я держала в правой руке, оглушительно гремел при каждом моем шаге, значительно громче, чем у других доярок, что шли рядом со мной.

Женщины искоса посматривали на меня, переговаривались и отпускали обидные шуточки, вроде «Не тяжело ли ее баронесскому господству нести подойник, не оттягивает ли белы рученьки?».

Не реагируя на насмешки, я лихорадочно разбирала память Фионы, чтобы понять, в какой момент ее прошлого я попала.

9. ГЛАВА 9

К сожалению, в ней было намешано так много всего, что я как будто погрузилась в огромный поток. В основном он состоял из ее грез, наивных и детских мечтаний о любви Эдриана Сальваторе, а еще слащавых картинок «искренней сестринской» любви Агнесс.

С безграничным ужасом я поняла, что не владею своим новым телом.

Владею, но не до конца.

В сознании как будто образовалось пятно, напоминающее паутину, и связано оно было с образом мерзкой наигранной паучихи Арахнесс – чужое, светлое, бесконтрольное.

Повинуясь этому чужому и бесконтрольному, я с гордостью выпалила:

– Вы не смеете надо мной смеяться, простолюдинки! Я теперь важная особа и занимаю очень высокое положение в обществе.

Совершенно не собиралась говорить ничего подобного.

Наоборот, я хотела не высовываться, тихонько осмотреться, и понять, что вообще происходит.

Мое самодовольное заявление, разумеется, было встречено дружным взрывом хохота других доярок, а Липа Шиппи, которая следовала за нами, тут же заявила:

– Раз ты у нас теперь такая важная особа, то будешь доить не Снежинку, а Беску!

– Правильно, Беска с Финьки всю спесь собьет, чтоб нос не задирала! – поддержали другие доярки, неодобрительно глядя на меня.

Коровник был огромным помещением с высоченным потолком. Впрочем, здесь содержались не только коровы, но и свиньи. В самом конце было в кучу свалено сено, которое в этот момент ворошили и собирали в большие стога батраки.

В качестве наемных хозяйственных рабочих в основном на ферме Паперрино работали молодые парни. Мое появление в помпезном сатиновом наряде было встречено продолжительным свистом, и не менее ехидными насмешками.

– А вот и наша баранесса!

– Эй, Финька, тебе эта блескучая тряпочка кой-где не жмет?

– Финька у нас нынче баронова дочка, генеральша! А ну замолчите, иначе прискачет ее муженек, да живо своим алым мечом вам языки укоротит!

– А где ж он, Алый генерал? Что-то нет его, а Финька тут – явилась коров за титьки дергать!

– Видать, не больно-то генерал в нашу Финьку втюхался, раз обратно на ферму сослал!

– У Алого там, поди, в городе настоящая генеральша есть, по его породе. Не то, что наша рябая!

Что-то чужеродное во мне живо отреагировало, и я зашлась в крике.