Сказал громко вслух, с предположительно эстонским акцентом:

– Эк-кая фигня!

Сложил Валин мусор назад в ведро. Захлопнул дверь своего кабинета торопливо, словно там водились опасные существа, на оба оборота запер замок – чего не делал обычно никогда. И побежал к лифту. Скорее к единственному человеку, которому можно полностью доверять.

Кувейтского посла пришлось обидеть в очередной раз.

Сначала Таня решила, что это Данилин трюк такой придумал, метод хитрый применяет, хвост подбрасывает. Поэтому щурилась недоверчиво, смотрела колюче, кривила рот. Запахивала полы халата поплотнее, ежилась. Говорила: «Все, я спать, спать иду». Но в конце концов смягчилась, серые глаза ее потеплели, округлились. Они снова показались Данилину огромными, невероятного цвета, серо-голубой чистой воды, как будто в них горное озеро отражалось. И, как в былые времена, у Данилина на секунду перехватило дыхание. Но он быстро справился с собой, сделал скучную физиономию. Муж актрисы все-таки, не говоря о том, что большой начальник.

Таня уселась на прежнее свое место за журнальным столиком – приготовилась слушать. Вздохнула показательно – дескать, вот на какие жертвы иду, – но уж так и быть, говори.

– Понимаешь, я отсутствовал минут пятнадцать от силы, а то и того меньше. В редакции почти никого не было уже… на седьмом я нашел спортсменов, у них там пьянка, конечно, оказалась… Завтра разбираться с ними придется… Но они явно ни сном ни духом… Внизу охранника допросил, он говорит – нету никаких уборщиц в здании и быть не может в такое время. И знаешь, еще что интересно? На нескольких этажах я посмотрел – у всех мусорные ведра полные, и у спортсменов тоже… А мою корзинку кто-то аккуратненько опорожнил. За десять с чем-то минут, пока я отсутствовал.

– И ты думаешь, что это из-за того письма?

– А из-за чего же еще?

– Ну мало ли… Если им одно конкретное письмо только требовалось, зачем им все содержимое надо было вытряхивать?

– Ну, свет, наверно, зажигать не хотели – иначе с Пушкинской было бы видно… В темноте да в спешке копаться в корзинке не с руки, лучше разом все в мешок какой-нибудь вытряхнуть – и дело с концом. И всего секунда нужна. Если бы я не вернулся, то утром мне и в голову ничего уже не пришло бы, я не удивился бы, что в корзинке нет ничего, ее же уборщицы каждый день в шесть с чем-то опорожняют.

– Нет, но я не понимаю, что такого в этом письме, в конце концов? Это что, план острова сокровищ? С какой стати за ним охотиться? Если то, о чем там говорится, правда, то компетентные органы и так все знают до деталей. Если нет, то тем более оно никому не нужно…

– А ты думаешь, это правда? То, что там написано? А может, просто фантазии брошенной женщины, например?

– Это кто тебе про фантазии подкидывает? Коллеги?

– Да они все как один твердят: бред сумасшедшей. Выбросить – именно конкретно в корзину – советовали.

– Кто именно советовал?

– Игорь…

– А еще кто?

– Генерал Трошин, между прочим…

– Ну, этот тебе правду скажет, пожалуй… Но ты же говорил: коллеги. Кто, кроме Игоря?

– Ну, Ольга…

– Она тоже советовала выбросить в корзину?

– Да-да, и она тоже! Как и все остальные!

– Ну, тогда я тем более верю автору письма. Напомни, как ее зовут?

– Джули, вроде бы…

– Да-да, Джули! И если бы твои коллеги получше бы английским владели, они бы поняли, что никакая она не сумасшедшая, абсолютно нормальный человек! И не фантазии это – такое не придумаешь. Вот увидишь, я окажусь права! А не твои коллеги!

Теперь Танины серые глаза снова сузились, горное озеро обмелело, рот скривился, она сердилась. Расстроилась не на шутку, кажется… «Вот ведь как! Все наоборот, пожалуй, получится», – огорчился и Данилин.