Выйдя из экипажа, офицер направился вовнутрь и велел мне следовать за ним, что я и сделала. Думаю, мне не стоит пока протестовать и закатывать перебранки, ничего сверхъестественного от меня не требуют, а я вообще не имею понятия о мире, в котором оказалась. И, значит, единственное, что мне остаётся — наблюдать и делать выводы. Я никогда не любила все эти женские фэнтези романчики про попаданок, но даже поверхностных слухов достаточно, чтобы понять, оказаться в цитадели — плохое начало.

В коридоре нас встретила женщина лет сорока пяти, в закрытом тёмном платье и со строгой причёской, напомнив мне своим видом учительницу. А ещё нам попалось несколько девушек в светлых платьях, все они были одеты одинаково, как и девушки на улице. По-видимому, это какая-то школа или пансион для девушек. Хотя бы не в бордель привезли, а, значит, уже не всё так плохо.

Встретившая нас в коридоре женщина сопроводила до кабинета той самой мадам Кертье, и всё время пялилась на меня, по-видимому, осуждая. Ну, знаете ли, я не ложусь спать в старинном платье, ибо не каждый день становлюсь попаданкой во времена викторианской Англии.

Мадам Кертье разительно отличалась от той, которую я уже мысленно себе представила. Женщина около сорока лет, пышная, во всех смыслах, грудь так и просилась на свободу из огромного декольте ярко-алого платья, отчего у меня сразу вновь проскользнула ассоциация с борделем. Кабинет у женщины тоже был ярким: письменный стол цвета «орех», мягкое кресло, в котором она сидела, шторы в мелкий цветочек обрамляли окно, и множество шкафов с книгами и сувенирами.

— Мадам Кертье, я приношу свои извинения за столь странный и внезапный визит, но у нас чрезвычайное происшествие, — сказал сопровождающий меня офицер, и вид у него был как у нашкодившего мальчишки. Он явно то ли боялся эту женщину, то ли был гораздо ниже её по статусу. Готова поспорить на что угодно, здесь монархическая система правления, а значит — множество титулов и строгое соблюдение этикета.

— Подробнее, — протянула мадам Кертье. Голос у неё был каким-то приторно сладким. Я бы сказала — от него такое ощущение, как когда съешь килограмм пирожных, и на последнем уже становится тошно от жирности и сладости.

— А подробности — в письме. Вот, просили передать, — сказал, спохватившись, офицер и достал из кармана конверт с печатью, передавая его женщине за столом.

Мадам Кертье взяла конверт и ножом вскрыла красную сургучную печать с каким-то гербом, не иначе как начальник цитадели настрочить уже успел. Женщина развернула лист кипенно-белой бумаги и принялась читать. Забавно, я отчего-то рассчитывала увидеть что-то наподобие крафтовой бумаги, но ошиблась.

— Я все поняла, вы можете идти, — сказала мадам Кертье, обращаясь к офицеру и откладывая письмо в сторону, при этом пристально разглядывая меня.

— Благодарю за содействие, — сделав мужской поклон, офицер покинул кабинет, и мы остались вдвоем.

— Как тебя зовут? — спросила хозяйка кабинета.

— Анна Смирнова, — представилась я. Ну хоть кто-то удосужился поинтересоваться моим именем.

— Меня следует называть мадам Кертье, — представилась собеседница в ответ. — Значит, ты из технического мира? — спросила мадам Кертье, вставая из-за стола и обходя меня по дуге, после чего остановилась чётко напротив. Казалось, она заглядывает мне в глаза и пытается разглядеть душу, что ли, ведь говорят: «глаза — зеркало души». Мне даже стало не по себе от столь пристального взгляда.

— Да, — ответила я, и решила, что пришла моя пора задавать вопросы. — А что это за мир?