Я кивнула женщине, раздумывая, как приветствовать, не зная языка. Но у Сирварт были свои планы. Она обняла меня своей необъятной пышностью и что-то затараторила со счастливой улыбкой. Я прижала её в ответ, а потом с жалобным видом повернулась к Денису.

– 

Она говорит, что рада с тобой познакомиться. Сирварт тебя понимает прекрасно. Она отличная хозяйка и видит будущее. Не как гадалка, а крупными событиями.

– 

Она и сейчас что-то предсказала?

– 

Это трудно интерпретировать. Меня она обрадовала, что я нашёл наконец-то своё счастье. И моё счастье – ты.

– 

А мне? Что она сказала мне? – Отчего-то в груди сжало тревожным предчувствием. Я не верю гадалкам. Никогда не ходила к шаманам и ведуньям. А сейчас занервничала. Денис потёр переносицу.

– 

Я не очень хорошо знаю язык. Тебе она сказала, что ты потеряла своё счастье на дороге, а найдёшь в городе, где всюду вода. Но не сейчас, а позже.

– 

Интересно. Твоё счастье – я, а моё не ты?

Женщина замахала руками, засмеялась. Потом снова начала говорить, размашисто жестикулируя. Показывала то на меня, то на Дениса. А потом помахала указательным пальцем и снова улыбнулась лучистой материнской улыбкой. Я выжидающе смотрела на Дениса.

– 

Сирварт говорит, что мы молодые, поэтому не понимаем. Счастье мужчины – любимая женщина. И я её уже нашёл. А счастье женщины – ребёнок, которого она родит от любимого мужчины. И ты его привезёшь из места, где всюду вода. Но не сегодня. То есть не сейчас. Как-то так. Я ещё спрошу поточнее у Левона.

Моё сердце сжалось до боли в рёбрах. Дыхание перехватило. Но я нашла в себе силы ответить.

– 

Спасибо большое. Моё счастье не в детях. Я не буду рожать, уважаемая Сирварт. Спасибо за ужин. Ну и ещё что-нибудь ей скажи, пожалуйста от себя. У меня закончилось красноречие.

Голос дрогнул и в глазах начало печь. Денис что-то быстро затараторил. Женщина замахала руками с абсолютно счастливым видом. И если бы Денис резко не обрубил диалог, выставив вперёд руку, она бы продолжала улыбаться и счастливо щебетать.

Слёзы полились потоком. Я ничего не могла с собой поделать. Расплакалась на ровном месте.

– 

Тихо, тихо, Алёнушка. Сирварт сказала, что ты напрасно расстраиваешься. У тебя всё будет отлично. Нарожаешь… – договорить он не успел.

– 

Стоп! Вот сейчас давай очень внимательно. Денис, мне это очень больно. Я. Не. Хочу. Говорить о детях. У меня их не будет. – И когда увидела, что он набирает воздух, для продолжения – Ни слова!

И Денис отступил. Сирварт попрощалась и исчезла за массивной деревянной дверью. А меня охватил заботой Терлянский.

Кормил вкусностями, укутывал мягким пледом. Убаюкивал. Мы никуда не выходили вечером. У меня уже тянуло живот и спину, а Денис не захотел меня оставлять одну. Отвлекал, рассказывал, как строил этот дом.

– 

Поехал отдыхать в горы. Возвращался один. Когда добрался сюда, машина заглохла. Вышел и присел прямо в траву. И ощутил такой покой, такое счастье, словно не было нервного бизнеса, суетной жизни. Мимо шёл Левон, спросил, буду ли я строиться, и я ответил согласием. И теперь приезжаю сюда перезагрузиться. Здесь хорошо спать, читать или просто ничего не делать. Ты увидишь. Мне кажется, что у меня даже прибавляется здоровья, когда я сюда приезжаю.

А у меня, наверное, убавляется. Расстроилась сильно. Тема детей для меня навсегда закрыта, но болит пока ещё очень сильно.

– 

А откуда ты знаешь армянский?

– 

О, это интересная история. Я учился в Лондоне. Со мной жил армянский вундеркинд. Он был на 2 года моложе самого младшего из группы. Очень умный парень из известной, обеспеченной семьи. Родители друг друга очень любили, но дети рождались только мёртвыми. Мама болела во время беременностей или здоровый ребёнок обмотался пуповиной. Это было бесконечное горе в семье. Жена очень хотела родить мужу сына. Но тот сказал, что эта беременность, пятая по счёту, последняя. Больше он её мучить не будет. Не даёт Бог детей, пусть хоть жену не забирает. Надо ценить, что имеешь. И родился этот парень, здоровенький, на радость родителям. Они его, недолго думая, назвали Сасун – живой. Любили безумно. А он выиграл международный конкурс и в Лондон уехал учиться. Изнеженный, залюбленный малыш. Тосковал по дому ужасно. Мы жили в одной комнате. Однажды проснулся ночью, а он плачет. Тихонько, в подушку. Спросил, чем я могу ему помочь. А он ответил, что был бы счастлив, если бы с ним кто-то разговаривал на армянском. Вот я и начал учить язык. Днём практика английского, а вечерами – армянского.